Домой О В.Б.Виноградове

О В.Б.Виноградове

ОСНОВНЫЕ ВЕХИ ТВОРЧЕСТВА КАВКАЗОВЕДА В.Б. ВИНОГРАДОВА

В.Б. Виноградов родился 5.04.1938 в г. Грозном, в семье педагогов[1]. В 1961 г. после окончания учебы на историческом факультете МГУ им. М.В.Ломоносова, где он проявил себя как яркий лидер студенческого научного общества, В.Б.Виноградов возвращается в г. Грозный и приступает к работе в Чечено-Ингушском научно-исследовательском институте истории, языка и литературы, где вскоре возглавил сектор археологии и этнографии[2]. В 1963 г. в г. Грозном им опубликована монография «Сарматы Северо-Восточного Кавказа», вошедшая затем в «классику» отечественного сарматоведения, которую через год Виталий Борисович успешно защитил в качестве кандидатской диссертации по отечественной истории на истфаке МГУ3.
В это же время В.Б.Виноградов начинает преподавательскую работу в Чечено-Ингушском госпединституте. И преподавательская стезя, доставшаяся по наследству от отца, известного и талантливого литературоведа, Б.С. Виноградова, стала жизненным призванием Виталия Борисовича. Он запомнился целым поколениям студентов как потрясающий лектор, чьи выступления перед аудиторией стали, как говорят сегодня, настоящим шоу – каскадом знаний, остроумия, поэзии, блестящего владения словом, неиссякаемого жизнелюбия. Все это, словно магнит тянуло к нему молодежь. Когда в аудитории встречалось пианино, этот не похожий ни на кого преподаватель, эпатирующий своей непосредственностью, во время перемены садился за клавиши и задушевным голосом проникновенно пел песни: лирические, шуточные, озорные…
Именно в 1963-1964 гг. им были заложены основы археолого-краеведческого кружка, который впоследствии оформился в новую научную школу. В 1967 г. В.Б. Виноградов избран доцентом кафедры истории СССР. В 1973 г. он переходит на работу в Чечено-Ингушский государственный университет. В том же году 34-летний ученый в диссертационном совете на историческом факультете своей аlma mater успешно защищает докторскую диссертацию (большая редкость среди молодых гуманитариев страны в те времена!) по монографии «Центральный и Северо-Восточный Кавказ в скифское время»[4], которая и сегодня, 40 спустя – постоянно цитируемый специалистами труд, стоящий на полках ученых разных стран мира.
С 1975 г. В.Б.Виноградов – профессор кафедры всеобщей истории ЧИГУ, а с 1982 по 1987 г. он руководит этой кафедрой. С 1987 г. ученый перешел на заведование вновь созданной межвузовской кафедрой истории народов Северного Кавказа (переименованной впоследствии в кафедру истории культуры).
В 1960-1980-е годы Виталий Борисович Виноградов уверенно заявил о себе в качестве авторитетного специалиста в области древней и средневековой истории и археологии Северного Кавказа, известного не только в СССР, но и за его рубежами. Первые печатные труды ученого появились в 1958 г., когда он ещё находился на студенческой скамье, а всего В.Б. Виноградовым было издано более 1350 научных, научно-популярных и научно-методических работ широкого тематического спектра, среди которых свыше 30 книг и монографий[5] . Научные работы В.Б. Виноградова опубликованы во многих научных и вузовских центрах нашей страны, в том числе практически во всех центральных исторических изданиях Академии наук СССР и России, а также высшей школы. Книги и статьи ученого публиковались на многих языках народов СССР и России. Ряд работ В.Б. Виноградова вышел в дальнем зарубежье (Англия, Польша, Япония, Венгрия, Германия)[6]. Широкую известность получили и некоторые отечественные издания, например, книги «Тайны минувших времен»[7], «Навеки вместе»[8] и некоторые другие, рецензии на которые появились в Риме, Берлине и Варшаве.

Участвуя в раскопках сотен археологических памятников, он исколесил тысячи километров по дорогам национальных республик региона. Тем, кто бывал в экспедициях с В.Б. Виноградовым, запомнили его, как человека с поразительной энергией и неистребимым оптимизмом, находчивого, с удивительным чувством юмора, умевшего поднять настроение, находить общий язык с разными людьми и все время видеть конечную цель. Он был настоящим лидером, и оставался им всю свою жизнь. В.Б. Виноградов всегда был демократичен и открыт для дискуссий, одновременно обладая большим даром убеждения, что признавали даже его недоброжелатели.
В результате пристального знакомства с прошлым Кавказа, диапазон интересов В.Б. Виноградова постоянно расширялся. Так, В.Б. Виноградов проявил себя как знаток этнографии и фольклора горских народов. Значителен вклад ученого в изучение связей между адыгами, ногайцами, алано-осетинами, вайнахами (чеченцами и ингушами), народами Дагестана и Грузией в раннем и позднем средневековье вплоть до XVIII – XIX вв. включительно. В.Б. Виноградов – один из первых, кто вплотную занялся интереснейшей и разновременной нумизматической коллекцией из древностей региона, предприняв ряд попыток вдумчивого анализа, оригинальной интерпретации монетных находок. Немало внимания уделял В.Б. Виноградов проблеме эволюции социальных отношений у горцев Кавказа, генезису их религиозных верований[9] . В сфере научного поиска исследователя были вопросы топонимики, эпиграфики, генеалогии. Забегая вперед, отметим, что после переезда на Кубань В.Б. Виноградов много и плодотворно занимался этносоциокультурной историей народов этого многонационального региона, особенно такой его части, как Средняя Кубань. Именно здесь он все больше стал обращаться к еще одному новому направлению в своем творчестве, как освоение фонда живописных источников — реальных свидетельств местного прошлого, поставив на повестку дня научную тему — «История Кубани в отечественном и зарубежном изобразительном искусстве (досоветский период)»[10].
Исследовавший целый ряд проблем исторического прошлого Северного Кавказа, В.Б. Виноградов известен и как ученый, много и плодотворно занимавшийся изучением вопросов русско-северокавказских отношений, что сыграло в его жизни поистине судьбоносную роль[11]. Еще в 1960-е гг., наряду с разработкой археологической тематики раннежелезного века, он начинает интересоваться проявлениями фактов истории средневековой Руси в северокавказском контексте[12], внимание к которым сохранялось у него и позднее[13]. С начала 1970-х гг. интерес В.Б. Виноградова к русско-северокавказским отношениям усиливается и охватывает более поздние периоды этих отношений, прежде всего XVI-XVII вв. Вместе со своей ученицей Т.С. Магомадовой – тогда сотрудницей Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка и литературы, работавшей в русле данной проблематики, он издал ряд статей в столичных академических журналах «Вопросы истории», «Советская этнография» и «История СССР». В них указанные авторы рассматривали деятельность видных представителей вайнахского этноса, таких, например, как Ших-мурза Окоцкий, по установлению и укреплению связей части чеченских обществ с Московским государством, устанавливали ареалы локализации государевых городов и острогов и расселения гребенских казаков на Сунже и Тереке и т.д.[14] Изучение русских древностей Х- XVI вв. на Северном Кавказе позволило ученому прийти к выводу о непрерывном славяно-русско-российском присутствии в регионе. В.Б. Виноградов предпринял результативные усилия по изучению северокавказского казачества, подготовил целый ряд специалистов по данному направлению.
С середины 1970-х гг. В.Б. Виноградов переходит к фронтальной проработке фонда публикаций, касающихся отношений России с Северным Кавказом в дореволюционный период, охватывая целый спектр вопросов, поднимающихся в историографии проблемы. Свидетельством этому является первый из обзоров литературы (за 1971-1975 гг.) по теме «Россия и Северный Кавказ», публиковавшихся им в журнале «История СССР»[15]. Уже сам тот факт, что В.Б. Виноградов активно сотрудничал с названным журналом, говорит о его высокой профессиональной подготовленности в вопросах региональной и отечественной истории уже в 1970-е гг. В обзоре 1977 г. (представленном в редакцию, судя по ссылкам, в 1976 г.) В.Б. Виноградов охватил публикации по истории русско-кавказских отношений, начиная с монголо-татарского нашествия и до периода первой мировой войны. Но, пожалуй, наиболее важно то, что уже в этой статье автор обращает особое внимание на ту литературу, в которой освещаются события XVIII — середины XIX в., особенно вопросы истории «вхождения горских народов в состав многонационального Российского государства». Примечательно, что ученый, описывая русско-кавказские интеграционные процессы, параллельно употребляет термины «вхождение», «включение», «присоединение» пока еще методически не дифференцируя их. В то же время, он специально подчеркивает значение тех работ историков, в которых «присоединение рассматривается как длительный и противоречивый процесс, начавшийся во второй половине XVI в. и в основном завершившийся к концу XVIII в.», а «последующие события трактуются как реакция на установление нового административного режима и политику царизма на Северном Кавказе по отношению к населению, которое на протяжении долгих лет высказывало явное тяготение к России» (здесь имелись в виду работы, прежде всего, Т.Д. Боцвадзе и М.М. Блиева). Таким образом, анализируя работы коллег, в которых вызревала идея вхождения, В.Б. Виноградов с их помощью и в соответствии со своей научной интуицией вел поиск основ будущей конструкции русско-чечено-ингушских отношений, которая вскоре материализовалась в концепции «добровольного вхождения».

В данной статье нет возможности (и необходимости) рассматривать все обстоятельства, сопровождавшие возникновение концепции «добровольного вхождения Чечено-Ингушетии в состав России» и ее дальнейшую судьбу, поскольку это было сделано нами в специальной статье[16]. Укажем лишь на то, что концепция, в создании которой В.Б. Виноградов сыграл ключевую роль, как убежденный интернационалист и сторонник русско-чечено-ингушского государственного единства, оказалась востребована политическим руководством Чечено-Ингушетии (А.В. Власов) и, разумеется, СССР для укрепления основ советской государственности и усиления интернационального воспитания, одобрена Институтом истории АН СССР, и была объявлена единственно верной. В эпоху т.н. перестройки, в специальной газетной статье, опубликованной в ноябре 1989 г., и затем перепечатанной в научной печати, В.Б. Виноградов отметил, что концепция в специфических идеологических условиях «эпохи развитого социализма» (другими словами, в условиях интеллектуальной и т.д. монополии КПСС) была политизирована и абсолютизирована, подверглась канонизации. Он признал тогда, что она, как истина в последней инстанции отвергнута большинством историков[17]. Однако нельзя сейчас не обратить внимания на то, что ее ниспровержение произошло в условиях натиска центробежных сил, развала страны, роста националистических настроений, шедшего под флагом «демократизации» и «суверенизации», а также борьбы с т.н. «белыми пятнами» в истории, под которой скрывалось и устранение конкурентов, более успешных в доперестроечный период. Неверно подозревать В.Б. Виноградова в одном лишь тактическом отступлении, и отказе от занимаемых им позиций под давлением обстоятельств. Дело в том, что во втором, более обширном и основательном, обзоре литературы по проблеме «Россия и Северный Кавказ» (за 1976-1985 гг.) в журнале «История СССР», написанном в 1985 г. и вышедшем в 1987 г.[18], ученый, ставя, разумеется, во главу угла работы, так или иначе укрепляющие позиции концепции «добровольного вхождения», был далек от того, чтобы в престижных целях, например, удревнять процесс вхождения. Он критически рассматривал те подходы, при которых «все больше и больше углубляется ранее несколько упрощенное понимание проблемы, когда вхождение того или иного народа в состав России как бы сводилось к его начальному этапу – принесению первой присяги о подданстве». В.Б. Виноградов, вместе со своим главным соавтором по концепции «добровольного вхождения» С.Ц. Умаровым подчеркивал: «Надо ли культивировать термин «вхождение» (в состав России) начиная с первых присяг и договорных обязательств о военно-политическом союзе? Следует учитывать историко-смысловое различие понятий «присоединение» и «вхождение», второе из которых несет качественно иное содержание, отражая итог хронологически протяженного, неровного, но исторически обусловленного процесса». Он совершено не стремился навязать всему процессу интеграции северокавказцев в состав России только «вхожденческие» черты и обязательную «беспроблемность», а также, отрефлексировав опыт разработок по проблемам интеграции народов в состав России, методически определился с понятиями «вхождение» и «присоединение»: «Вхождение в состав России… рассматривается как длительный процесс со всеми его стадиями, в ходе которого сочеталось и добровольное вхождение, и дальнейшее усиление культурно-экономических и политических связей. Необходимо точно употреблять термины «принятие подданства», «вхождение» и «присоединение» к России. Надо освещать добровольный характер вхождения всюду, где оно имело место, но и учитывать сложный и длительный характер процесса»[19]. Впрочем, так или иначе, «добровольное вхождение», как тогда казалось, отошло в область историографии[20].

Важно отметить, что тематика «добровольного вхождения» едва ли не параллельно была связана с появлением в работах В.Б. Виноградова и его учеников приставки «так называемая» по отношению к термину «Кавказская война», или взятию данного понятия в кавычки, начало чему было положено в брошюре В. Б. Виноградова и С. Ц. Умарова, изданной в 1983 г.[21], что вызывало резкое неприятие целого ряда региональных историков, особенно, национальных, хотя впервые это словосочетание прозвучало в предвоенные годы в работах одного из будущих противников «добровольного вхождения», Л. И. Лаврова[22]. В чем была причина такого переосмысление традиционного и широкого распространенного термина? Процитируем указанную выше работу В. Б. Виноградова и С. Ц. Умарова: «Термин «Кавказская война» был пущен в научный и общественный обиход дореволюционными авторами и покрывал собой (без разбора) все войны, которые вела Россия со своими внешними врагами на Кавказе в XVII-XIX веках, антироссийские сепаратистские выступления некоторых ханов и других местных феодалов, социальные восстания и движения широких народных масс за свои права против горских эксплуататоров, в которые оказалась так или иначе втянута и Россия, а также напряженность и открытые столкновения в связи с практикой частых набегов горцев друг на друга и на российские поселения и города в бассейне Терека. Многочисленные труды создавали впечатление, будто население всего Северного Кавказа (или по крайней мере его подавляющее большинство) вело целеустремленную и ожесточенную вооруженную борьбу против России. В последние годы в результате активных исследовательских усилий советских историков…условность и даже бессодержательность этого термина становятся все более очевидными… При этом следует пояснить, что применительно ко времени принятия народами Северного Кавказа…российского подданства речь идет отнюдь не о внешней войне России за овладение Кавказом (курсив наш.- С.Д.), а о весьма сложном и противоречивом явлении, вызванном более всего чрезвычайной трудностью «притирания», органического совмещения (курсив наш.- С.Д.) столь разных социально-экономических реальностей как Российская феодальная империя…и разрозненные мелкие сельские общества горцев»[23]. При этом эти авторы фактически опирались и на мнение М.М. Блиева, считавшего военные события XIX в. «глубоко внутренней кавказской войной, проявлением закономерных сдвигов, связанных с развитием феодальных отношений с генезисом феодализма»[24].

В середине 2000-х гг. В.Б. Виноградов и его последователи, которые, во многом были уже олицетворены армавирскими, кубанскими исследователями «новой волны», вновь вернувшись к обсуждению проблемы «Кавказской войны» на очередном семинаре «Кавказоведческой Школы»[25], указывали не только на хронологическую и содержательную аморфность понятия «Кавказская война». Они отметили и спорное географическое определение рамок тех событий, связанное не только с несостоятельностью подобной формулировки относительно Закавказья. По мнению некоторых участников семинара, события османо-российских войн, процесс освоения или умиротворения Кавказа в рамках российской государственности и даже «освободительные» движения горцев, выходят далеко за территориальные и ландшафтно-географические рамки Кавказа даже в современных границах. А как быть с территориями Крыма, Северо-Восточного Причерноморья, Подонья и Приазовья, где происходили исторические процессы, неразрывно связанные с развитием Кавказа?[25] Специалисты указали и на ряд других вопросов, не позволяющих соглашаться с использованием обсуждаемого термина: отсутствие четкого определения субъектности и объектности военных действий, участие в событиях на российской стороне части горских народов (и, добавим, оппозиция имамату Шамиля со стороны и тех жителей гор, которые вовсе не были приверженцами русской ориентации, но не принимали его политики шариатизации, и подверглись за это репрессиям), что придавало им вид гражданской (т.е. внутренней) войны[26] , опасность использования понятия «Кавказская война», как подрывающего консолидацию общества[27] и т.д. На смену термину «Кавказская война» было предложено использовать термины «интеграция» и «формирование государственного единства»[28], поскольку сводить многогранный процесс формирования северокавказской окраины России только к вооруженным столкновениям значит отказаться от базового принципа научного познания действительности, т.е. объективности[29]. Знаменательно, что после такой «подготовки почвы», В.Б. Виноградов вслед за этим предложил новое понимание военных событий на Северном Кавказе в XIX в., получивших определение «северокавказский кризис». По его мнению, интеграция Северного Кавказа в состав России «происходила в крайне сложных труднопримиримых условиях долгосрочного столкновения эпохальной геополитической предопределенности стремления России на Юг и исконной (генетической) приверженности, кавказцев идее отстаивания, обороны собственной независимости любыми возможными средствами и способами. Притом, наличествовали базовые различия стадиального, формационного, цивилизационного (и т. п.), а значит, в конечном счете, ментально-психологического состояния, неизбежно вступивших в плотное соприкосновение исходных массивов — динамично развивающейся централизованной (с элементами федерализма) Державы и традиционного, архаичного пo определению, «замедленного» (несмотря на все старания и трактовки части «новой национальной историографии»), пестрого, мозаичного мира северокавказских народов, племен, обществ, чрезвычайно далеких от стабильных форм общерегионального и даже внутриэтнического «консенсуса». Это кардинальное отличие предельно усугубляло и обостряло ситуацию в конкретных рамках, определяя историческую стойкость и непредотвратимость военной парадигмы в ходе прогрессивного процесса русско-кавказской солидаризации. Пик преодоления мучительной (но не фатальной!) несовместимости и выпал на большую часть XIX в.»[30]. Иными словами, причина военных действий была далеко не только в «наступательных» действиях России, укреплявшей и охранявшей свои границы, но и в перманентной конфликтогенности северокавказского социопотестарного пространства, невозможности автохтонных народов расстаться с традиционной моделью свободы (получившей классическую формулировку в знаменитом лермонтовском: «им Бог – свобода, их закон – война»), которая уже не вписывалась в реалии эпохи и обстоятельства неизбежной интеграции горцев в состав одной из мировых держав того времени[31]. Такая несовместимость (при общей четкой тенденции к вхождению горских сообществ в состав России) и породила интеграционный кризис, воплотившийся в вооруженный конфликт[32].

В связи со сказанным, Школа В. Б. Виноградова категорически против привычного определения событий на Кавказе первой половины – середины XIX в. как заурядной завоевательной, и тем более, колониальной, войны[33]. Ныне же перед историками, на наш взгляд, стоит задача изучать многообразие личных связей, целых цепочек таковых, возникавших между горцами и русскими во время военного противостояния XIX в., и вели к тому, что глубже узнавая друг друга, обе стороны учились лучше понимать и уважать друг друга. Именно это личное узнавание и «притирание», наряду с противоборством, привело, например, к тому, что в сознании кубанского казачества образ горца так и не сложился в некий классический образ врага[34].
Вернемся, однако, в основное русло нашего повествования. В результате плодотворной научно-педагогической деятельности к концу 1970-х – началу 1980-х гг. Виталий Борисович стал лидером большого сообщества ученых, многие из которых обретали под его руководством путь в науку еще со студенческой скамьи, с середины 1970-х гг. проходя через аспирантуру, созданную сначала при СОГУ им К.Л. Хетагурова, а затем при ЧИГУ им. Л.Н. Толстого. С годами интернациональная Школа В.Б.Виноградова, к которой принадлежали русские, украинцы, чеченцы, ингуши, карачаевцы, осетины и представители других народов страны, превратилась в научный центр исторического кавказоведения, известный не только в СССР, но и за рубежом[35]. Ее базой стала уникальная для всей страны кафедра истории народов Северного Кавказа, вобравшая в себя все то, что было сделано до той поры «виноградовцами» и их предшественниками по направлению русско-северокавказской интеграции[36].
При всей своей кипучей и разносторонней деятельности и неуемном характере, для которого было свойственно упорство и мужество, Виталий Борисович не был человеком железного здоровья. В течение жизни он перенес четыре операции, а в 1982 г. чудом выжил после тяжелейшей автомобильной катастрофы.
Зримым итогом общественного признания многогранной исследовательской работы В.Б.Виноградова стало присвоение ему почетных званий: в 1978 г. — «Заслуженный деятель науки Чечено-Ингушской АССР», а в 1982 г. — «Заслуженный деятель науки РСФСР». Ученый был принят в члены Союза журналистов России.
С конца 1980-х гг. в Чечено-Ингушетии набирают силу националистические и сепаратистские движения, обернувшиеся вскоре двумя «чеченскими» войнами. Трагические события начала 1990-х вынудили В.Б. Виноградова вместе с семьей и рядом учеников покинуть Чеченскую республику. Но делу, начатому в Грозном, суждено было возродиться и продолжиться на новом месте.
В начале 1992 г. Виталий Борисович был принят профессором на кафедру отечественной истории Армавирского государственного педагогического института (впоследствии – педагогических университета и академии). Он приложил все усилия, чтобы и последовавшие за ним «грозненцы» получили работу на только что открывшемся в Армавирском педагогическом институте историческом факультете, в чем большую помощь коллегам из Грозного оказал ректор АГПИ Владимир Тимофеевич Сосновский.

С 1993 г. В.Б.Виноградов стал заведовать вновь созданной кафедрой всеобщей истории АГПИ, а в 1998 г. он организовал и возглавил кафедру регионоведения и специальных исторических дисциплин (РСИД), превратившуюся в главную базу деятельности научно-педагогической Кавказоведческой Школы (в 2008 г. кафедра РСИД влилась в состав вновь образованной кафедры всеобщей и региональной истории). Еще в грозненский период В.Б. Виноградов ярко проявил себя как крупный организатор науки. В 1960-1970-х гг. он стал инициатором издания и ответственным редактором ряда научных сериалов (Археолого-этнографические сборники ЧИНИИИЯЛ[37], серия «Археология и вопросы (атеизма, этнической истории, хозяйственно-экономической истории)»[38] и др.), первым издателем тезисов «Крупновских чтений» по археологии Кавказа[39], ответственным редактором многих изданий по истории русско-северокавказских отношений, большого количества сборников тезисов и материалов научных конференций. Он принимал активное участие в написании 1-го тома «Истории народов Северного Кавказа» (главы IV, VII, XIII)[40], 1-го тома «Очерков истории Чечено-Ингушской АССР»[41], в написании первого тома «Истории Северо-Осетинской АССР с древнейших времен и до наших дней»[42], и мн.др. В г. Армавире В.Б. Виноградовым был налажен выпуск новаторских, не имеющих прецедентов в кавказоведении научных, научно-пропагандистских и научно-просветительских сериалов «Региональный компонент в образовании», «Практические опыты исторического регионоведения» (вып.1-15), «Российские исследователи Кавказа. Био-библиографические очерки. История. Археология. Этнография» (вып.1-17), «Северо-кавказские историки-краеведы. Био-библиографические очерки» (вып.1-4 )[43] и др. В.Б. Виноградов выступил как организатор целого ряда вузовских, республиканских, всекубанских, региональных северокавказских научных конференций, в том числе, такой инновационной формы общения ученых, учителей, краеведов, студентов, как научно-практическая конференция «Археология и краеведение – вузу и школе», получившая свое продолжение в Армавире, в стенах АГПИ-АГПУ. Он создал и возглавил Кубанское отделение «Русского исторического общества».

Обосновавшись в Армавире, Виталий Борисович вновь стал привлекать к научным исследованиям молодежь, возглавив, по сути дела, первый на истфаке регионоведческий студенческий кружок. Армавирская студенческая молодежь, как когда-то и грозненская, в полной мере ощутила на себе воздействие незабываемой личности Шефа и Учителя, который снова, хотя был уже не молод, стал чрезвычайно притягательным для общения с будущими историками. На Кубани, в стенах АГПИ-АГПУ-АГПА продолжилось развитие научной школы В.Б. Виноградова, в которую, наряду с кандидатами и докторами наук, вливались вчерашние армавирские школьники, которые затем становились специалистами с учеными степенями. До конца своей жизни ученый оставался верен принципу: «Учитель, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться». В.Б. Виноградов прививал созданному им сообществу ученых и студентов дух творчества, стремления к новым рубежам. Но не только «наукой единой», как и раньше, жили «виноградовцы». Их общение в эспедиционной и неформальной обстановке было непринужденным и органичным, звучали песни под гитару, с которых, как правило начиналось и очередное заседание кружка или аспирантско-студенческой конференции. Это создавало неповторимую, непохожую ни на что другое, атмосферу. И душой всего сообщества был, как всегда, Виталий Борисович. Его любили и многие из тех, кто не входил в коллектив В.Б. Виноградова[44].
В Армавире ученый опубликовал несколько книг и сотни статей, организовал десятки конференций разных рангов, руководил работой студентов-историков на археологических практиках, двумя аспирантурами по отечественной истории и археологии, сумел подготовить и довести до защиты кандидатских и докторских диссертаций многих своих учеников, число которых достигло почти четырех десятков. Во многом благодаря деятельности В.Б. Виноградова и его научного коллектива, воплотившейся в целом ряде конференций, научных и просветительских изданий, работе в школах города, сельских районах Кубани, исторический факультет АГПА стал широко известен в Краснодарском крае и во всем южнороссийском регионе в качестве крупного центра кавказоведческих исследований, и воспитательной работы с молодежью. Постигая историю региона, ученый всегда акцентировал внимание на многовековом позитивном опыте добрососедства и взаимовыгодного общения коренных этносов Кавказа и России, в результате чего в 1993 г. в научный оборот им была введена актуальная концепция «Российскости». Эта новаторская дефиниция, нашедшая сегодня весьма широкое признание, выражает длительную тенденцию органичного сближения народов в составе Российского государства, стабильность и единство которого складывались не только под воздействием высшей политической воли, но и в значительной степени обеспечивались развитием и укреплением горизонтальных межэтнических взаимосвязей, синтезом культурных и социально-политических элементов, что в корне отличает ее от идеи «мультикультурализма»[45].
Отметив, что емкий очерк разработок Кавказоведческой Школы В.Б. Виноградова по проблемам российскости представлен Н.Н. Великой в «Южнороссийском обозрении», в томе материалов, посвященном 50-летию указанной Школы[46] , а также специальной статье автора, изданной в материалах недавнего международного форума историков-кавказоведов[47], тезисно осветим некоторые основные вехи становления концепции с акцентуацией личного вклада в ее разработку самого В.Б. Виноградова.
Прежде всего, он фиксировал гораздо более демократический и плюралистический характер тех процессов, которые вели к формированию того, что он назвал российскостью. В.Б. Виноградов отмечал, что для нее характерен широкий спектр мнений, подходов и альтернатив, «примыкания» к разным оттенкам спектра взглядов и действий внутри российской государственности». «И если официальная «державность» диктовала и признавала одну («верноподданническую») тональность, то РОССИЙСКОСТЬ воплощалась в куда более гибких формах взаимодействия и даже взаимовоздействия»[48]. Например, в рамках именно российскости стал возможен феномен «российского ислама» (И.Б. Гаспринский). На рубеже 1990-2000-х гг. «российскость» получила отождествление «совместничества», которое, как полагал В.Б. Виноградов, «из глубин XVII-XVIII вв. несло близкое (синонимическое) содержание неконфронтационности родившихся и налаживавшихся русско-северокавказских интеграционных связей»[49]. В связи с этим уместно привести наше формулирование понимания российскости, данное в 1994 г., как тенденции «к равноправному историческому партнерству народов под эгидой России, как великой евразийской державы, выполняющей интегрирующую роль в социальных, культурных, политических и иных процессах внутри своей этносферы». Это определение вызвало понимание и поддержку у многих специалистов. По мнению автора этих строк, данная тенденция исходила от демократических элементов России, находилась в постоянном противоборстве с официально-великодержавной линией[50].
Вместе с тем, на понимание сути российскости все более налагает отпечаток осознание большой сложности, а то и противоречивости интеграции в государственное поле России, питаемое современными событиями и процессами. В 2009 г. В.Б. Виноградов и его соавторы Е.Г. Люфт и Ю.Е. Чарыкова вновь обратили внимание на то, что «в сегодняшнем кавказоведении понятие «совместничество» часто используется как отражение главного консолидирующего смысла «российскости», что, по сути, совершенно справедливо»[51]. Одновременно эти авторы, опираясь на толковые словари русского языка, в особенности, словарь В. Даля, пришли к выводу, что термин «совместичество» носит (причем в преобладающей степени) и характер соревновательности и состязательности. Т.е. с 2009 г. термин «совместничество» (а вместе с ним и российскость) фактически приобрел иное, более сложное и неоднозначное, содержание[52].

И вполне логично, что в 2011 г. Ю.Ю. Клычников, рассматривая содержание термина «российкость», пришел к необходимости отказа при ее формулировании от определения «равноправное» партнерство, что «в большей степени соответствует историческим реалиям, т.к. «ласкания», доминировавшие в выстраиваемой в отношении национальных окраин политике, как правило, не затрагивали русского этнического ядра, которое должно было нести на своих плечах основные тяготы этатизма. Представляется, что главной наградой за эти труды была безопасность, во имя которой проводился и в немалой степени проводится курс на задабривание этнических меньшинств»[53]. Этот, достаточно резкий, пассаж Ю.Ю. Клычникова, прямо вытекавший из смысла «совместничества» как «соперничества», вызвал дискуссию на одном из семинаров Кавказоведческой Школы В.Б. Виноградова с непосредственным и активным участием основателя Школы. По ее итогам мы выступили с работами, в которых указали на ряд проблемных моментов в реализации «российскости» в конфигурации равноправного и бесконфликтного партнерства[54]. Разумеется, российскость в свете новых нюансов в ее трактовке отнюдь не утрачивает своего позитивного и интегрирующего в целом значения. Ставропольский историк З.Б. Кипкеева в связи со своей оценкой данной концепции справедливо замечает: «Центр и периферия прошли путь побед и поражений вместе. Совместное развитие народов выработало богатый положительный опыт, который заслуживает уважения и изучения. Плоды именно этой тенденции питают наше общество и поныне, не давая ему скатиться в пучину этнического противостояния»[55].
Продолжая характеристику научного творчества В.Б. Виноградова, невозможно не указать на то, что, будучи маститым кавказоведом, ученый всегда проявлял и незаурядный интерес к мировому контексту исторического творчества северокавказских народов. Большое внимание уделялось ученым связям и миграциям евразийского населения эпохи древности и средневековья (скифов, киммерийцев, сарматов, алан, венгров, чеченцев и ингушей и др.) – с государственными образованиями Востока и Кавказа, а также Западной Европы (Ассирия, Вавилон, Грузия, Армения, Рим, Византия, Речь Посполита и др.)[56]. И естественным продолжением стремления рассматривать события местной, северокавказской истории в русле событий истории зарубежной, была постановка уже в стенах АГПИ исследовательской темы: «История населения Кубани во всемирном историко-культурном контексте», получившей краевой и региональный статус. Апогеем разработок В.Б. Виноградова в поисках экуменического фона региональной истории была его инициатива в выдвижении в 1992-1993 гг. для использования в исследовательской и педагогической практике оригинальной периодизации всемирной истории, в основе которой лежит событийно-интеграционный принцип, а методологической базой для дальнейших поисков является синтез формационного и цивилизационного подходов. Суть ее состоит в том, чтобы вычленить этапы реально существовавшей на протяжении всей человеческой истории интеграции человеческих общностей, развивавшейся от локальных первобытных образований в виде родов и племен, а затем небольших государств (очаговых цивилизаций) к крупным «мировым» державам древности и средневековья, а впоследствии – колониальным державам-империям эпохи капитализма (которые, как и их предшественники, зиждились на насильственном объединении народов), и, наконец, к переходу к международной кооперации на добровольной основе в общепланетарном масштабе в течение XX в., продолжавшему и в начале XXI в. После своего армавирского обнародования периодизация была по инициативе в то время главного редактора одного из ведущих отечественных академических исторических журналов д.и.н. Л.Б. Алаева переиздана в г. Москве[57], а в 2010 г., после представления на уровне развернутого учебного пособия[58], презентована в журнале «Научная мысль Кавказа»[59].
Именно давние наработки в области синтеза всемирной и региональной истории помогли В.Б. Виноградову взяться в 1993 г. за создание кафедры всеобщей истории, которая со временем могла решать все более сложные, как учебно-методические, так и научные задачи в области зарубежной истории. Формировались и кадры студенчества с соответствующими научными интересами, а затем аспирантский корпус, что способствовало постепенному развитию коллектива преподавателей, ядро которого первоначально составляли историки-кавказоведы, в специалистов по проблематике всеобщей истории.
Широта таланта В.Б. Виноградова выражалась и в том, что он был блестящим публицистом и журналистом, автором многих сотен статей в различных газетах страны, страстным пропагандистом науки, который многократно выступал по радио и телевидению с рассказами о прошлом Северного Кавказа. Его популяризаторская деятельность – это особый феномен в области отечественной истории и археологии. Преданная любовь «к родному пепелищу» и «отеческим гробам», к Большой Родине: СССР и России, и Родине Малой – Чечено-Ингушетии, а затем и Кубани, привлекла немало людей на путь служения науке о прошлом, в учительскую профессию и на журналистское поприще[60].

Фактом признания заслуг В.Б.Виноградова в деле беззаветного служения Истории явилось принятие его в ряды членов ряда общественных научных организаций. Виталий Борисович являлся академиком–руководителем научной Школы Международной академии наук, академиком Международной академии информатизации и академиком Общественной академии наук, культуры, и образования Кавказа. Ему было присвоено почетное звание Заслуженного деятеля науки Кубани. Центр Кавказских исследований МГИМО (У) МИД России, Кавказская Академия и Российский Лермонтовский комитет наградили В.Б.Виноградова медалью «За мир и гуманизм на Кавказе», Всероссийский Союз общественных объединений ветеранов десантных войск – медалью «За службу на Северном Кавказе», ФСК России — Орденом «За веру и верность».
Заметным является и след, оставленный В.Б. Виноградовым, как отцом семейства, в котором выросли дочь и два сына. Один из его сыновей – профессор-историк, другой – депутат Армавирской городской Думы. Всю жизнь, разделяя все немалые трудности и невзгоды, рядом с В.Б. Виноградовым прошла его супруга Людмила Алексеевна. Виталий Борисович был яркой, талантливой, незаурядной личностью, обладавшей огромным обаянием, умевшей притягивать к себе людей, пользовавшейся большим уважением учеников, коллег и друзей[61]. Показательно, что он никогда не менял своих политических пристрастий, на протяжении долгих лет сознательной жизни оставаясь членом КПСС-КПРФ. Творческая деятельность В.Б. Виноградова оборвалась 12 сентября 2012 г. На протяжении почти 50 лет она во многом являлась уникальным слепком опыта, знаний, мастерства выдающегося ученого, который будет поучительным примером для тех, кто стремится приумножить научное и культурное наследие России и Северного Кавказа.

Примечания:
1. «Венок памяти» предтечам: к 100-летию Б.С. Виноградова (1910-1980) и А.И. Леоновой (1910-1991). — Грозный – Армавир, 2010. 136 с.
2. Краткая летопись жизни и деятельности Виталия Борисовича Виноградова (р.5.04.1938 г.). – М.-Грозный, Армавир, 2008. C.3-4.
3. Виноградов В.Б. Сарматы Северо-Восточного Кавказа. – Грозный, 1963. 221 с.
4 .Виноградов В.Б. Центральный и Северо-Восточный Кавказ в скифское время. – Грозный: Чеч.-Инг.кн.изд-во, 1972. 391 с.
5. Библиография трудов В.Б. Виноградова//Кавказоведческая Школа В.Б. Виноградова. 50 лет в пути: сборник научно-исследовательских очерков и био-библиографических материалов /под ред. С.Л. Дударева. – Армавинр; Ставрополь: Дизайн-студия Б. – С.372-417.
6. Mikolaijczyk A., Vinogradov V.Moneta polska w strefie Czarnomorskiej i Kaukasskiej (W zwiazku z odkryciem monet polskich w Czeczenii)//Wiadomosci Numizmatyczne. – Warszawa, 1977, R.XXI. z.3. — S.129-144; Mikolaijczyk A., Vinogradov V. A hoard from the North Caucasus//Coin hoards. – London, 1980. IV. C.155-156; К северу от Шелкового пути//Народы евроазиатских степей и культурное наследство. – Токио, 1981. С.160-173 (на японском яз.); Vinogradov V. Altungarische parallelen zu einigen Gräbern des alanischen gräberfelder bei Martan-Ču// Acta Archaeologica Academiae Scientiarum Hungaricae. – Budapest, 1983. 35 (1-2). S.211-220: Vinogradov V., Dudarev S. Spätbronzezeitliche Gräberfelder bei Majrtup in Čečenien //Eurasia Antiqua/ Zeitschrift für Archäologie Eurasien. – Berlin, 2000. Band 6. S. 361-403.
7. Виноградов В.Б. Тайны минувших времен. – М.: Наука, 1966. 167 с.; Vinogradov V. Möödunu tummad tunistajad. Vene fceelest tolkinud Hans Aasmaa (Тайны минувших времен). – Tallinn: Valgus, 1973. – 155 c. (на эстонск.яз.).
8. Бузуртанов М.О., Виноградов В.Б., Умаров С.Ц. Навеки вместе. – Грозный, 1980. 120 с.
9. Сборник избранных статей Виталия Борисовича Виноградова (к 70-летию со дня рождения). – Армавир, 2008. 228 с.
10. Историк-кавказовед Виталий Борисович Виноградов (штрихи к профессиональному портрету). – М.-Армавир, 2006. 44 с.
11. Виталий Борисович Виноградов (страницы жизни и творчества)//Научная мысль Кавказа.2013.№ 1. С.109-112.
12. Виноградов В.Б. Еще раз о месте убийства Михаила Тверского, речке «Горесть» и «славном граде ясском Дедякове»//Ученые записки Чечено-Ингушского пединститута. № 26. – Грозный, 1968. С.62-70.
13. Виноградов В.Б., Голованова С.А. Страница русско-кавказских отношений XII в.// ВИ. 1982. № 7. С.182-184.
14. Виноградов В.Б., Магомадова Т.С. Один из северокавказских союзников Руси//ВИ. 1971. № 10. С.215-219; Они же. О месте первоначального расселения гребенских казаков//СЭ. 1972. № 3. С.31-42; Они же. Где стояли Сунженские городки?//ВИ.1972. № 7. С.205-208; Они же. О времени заселения гребенскими казаками левого берега Терека//История СССР. 1975. № 6. С.160-164; Они же. Первая русская карта Северного Кавказа//ВИ.1976. № 6. С.199-203.
15. Виноградов В.Б. Россия и Северный Кавказ (обзор литературы за 1971-1975 гг.)//История СССР. 1977. № 3. С.159-166.
16. Дударев С.Л. В.Б. Виноградов и судьба концепции добровольного вхождения Чечено-Ингушетии в состав России (рассуждения ученика и современника) // О компоненте добровольности в строительстве Российского Кавказа. Вопросы южнороссийской истории. Вып.13 (научный сборник). – Москва-Армавир, 2007. С.32-42. См. эту статью также в: Сборник научных работ С.Л. Дударева. – М.: Илекса, 2011. С.401-406.
17. Виноградов В.Б. История с «директивной» историей//Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20-50-х годах XIX в. Из материалов всесоюзной конференции «Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20-50-х годах XIX в.». – Махачкала: Дагастанское книжное издательство, 1990. С.62-66.
18. Виноградов В.Б. Россия и Северный Кавказ (обзор литературы за 1976-1985 гг.: итоги и перспективы изучения)//История СССР. 1987. № 3. С.89-101.
19. Там же.
20. С конца 1990-х гг. в России начался процесс восстановления «властной вертикали», сильно пошатнувшейся от недальновидной политики Б.Н. Ельцина, провозгласившего субъектам: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить». И с этого момента, в противовес «колониальным дискурсам» стала переживать возрождение концепция добровольного вхождения. С 2001 г. начались юбилеи (450-,400-, 300-летия). Парламенты и правительства Адыгеи, Башкирии, Марий-Эл, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Чувашии, Хакасии и др. приняли решение торжественно отметить начало добровольного присоединения к России (Великая Н.Н. О некоторых тенденциях в развитии современного кавказоведения//Историческое регионоведение – вузу и школе (материалы научно-педагогического семинара). – М;Армавир, 2008. – С.11-15). А в начале 2011 г. в «Российской газете» вышла публикация «Союз на все времена» под общим заглавием «250 лет назад начался процесс добровольного вхождения Кавказа в состав России» (РГ.20.01.2011. № 10 (5386). Казалось бы, «виноградовцы» могли радоваться «ренессансу» знаковой идеи. Однако, следует сказать ныне, что новое появление тезиса о добровольности не должно означать того, что суть непростых отношений между народами региона и российскими властями в конце XVIII – середине XIX в. будет упрощена ныне до состояния лубочной картинки или «потемкинской деревни» для бодрого рапорта московскому или местному начальству. Концепция «добровольного вхождения» оказалась на сегодняшний день переплавленной в концепцию российскости, которая глубоко позитивно рассматривая в целом процесс интеграции Северного Кавказа и России для исторических судеб горцев, обращает внимание и на проблемные моменты в этом феномене (см. ниже).
21. Виноградов В. Б., Умаров С. Ц. Вместе — к великой цели. — Грозный, 1983. С.9..
22. Карпов Ю. Ю. Леонид Иванович Лавров — ученый и гражданин // Традиции народов Кавказа в меняющемся мире: преемственность и разрывы в социокультурных практиках: Сборник статей к 100-летию со дня рождения Леонида Ивановича Лаврова. — СПб.: Петербургское востоковедение, 2010. С.27.
23. Виноградов В. Б., Умаров С. Ц. Указ. соч. С.9.
24. Цит. по: Там же. С.10.
25. Материалы семинара (№ 9) кафедры РСИД АГПУ на тему «О состоятельности термина и понятия «Кавказская война»//Вопросы южнороссийской истории. Вып.11 (научный сборник). М; Армавир, 2006. С.90-113.
25. Приймак Ю.В. «Кавказская война» — устоявшаяся эфемерность// Вопросы южнороссийской истории. Вып.11 (научный сборник). М; Армавир, 2006. С.106.
26. Великая Н.Н. Уроки истории// Вопросы южнороссийской истории. Вып.11 (научный сборник). М; Армавир, 2006. С.99; Мухаммед Тахир. Три имама. Махачкала, 1989. С.66-67, 70; Примечательно, что некоторые ревностные критики «добровольного вхождения» еще в конце 1980-х гг. писали о «целых слоях» горского населения, отказывавших освободительному движению их собратьев в поддержке и называли события 20-50-х гг. XIX в. на Северном Кавказе «своеобразной гражданской войной» (Ахмадов Я.З., Мужухоев М.Б. Объединительные тенденции в освободительных движениях народов Северного Кавказа (XVIII–XIX вв.) // Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20–25 годах XIX в. Всесоюзная научная конференция 20–22 июня 1989 г. Тезисы докладов и сообщений. — Махачкала, 1989. С.16).
27. Ктиторова О.В. К дискуссии о научной состоятельности понятия «Кавказская война»// Вопросы южнороссийской истории. Вып.11 (научный сборник). М; Армавир, 2006. С.102. Как здесь не согласиться с заключением В.В. Дегоева о том, что проблема научного изучения Кавказской войны «по-прежнему вращается в порочном кругу выяснения степени исторической вины России за пролитую кровь»! (Дегоев В.В. Непостижимая Чечня: Шейх-Мансур и его время (XVIII век). М.: Модест Колеров, 2013. С.21).
28. Цыбульникова А.А. От «войны» к «интеграции»?!// Вопросы южнороссийской истории. Вып.11 (научный сборник). М; Армавир, 2006. С.109.
29. Клычников Ю.Ю. К вопросу о дискуссии вокруг дефиниции «Кавказская война»// Вопросы южнороссийской истории. Вып.11 (научный сборник). М; Армавир, 2006. С.101.
30. Виноградов В.Б. Северокавказский кризис XIX века (раздумья о генеральных перспективах познания и преодоления последствий) // Историко-культурные процессы на Северном Кавказе (взаимодействие, взаимовоздействие, синтез). Материалы Всероссийской научно-практической конференции. — Армавир, 2007. С. 51.
31. Примечательно недавнее суждение В.В. Дегоева, касающееся чеченцев XVIII в.: «Нетерпимость к этим ограничениям (наличию русской пограничной линии – С.Д.), соединенную с желанием избавиться от них, принято было считать «любовью к свободе» (Дегоев В.В. Непостижимая Чечня: Шейх-Мансур и его время (XVIII век). М.: Модест Колеров, 2013. С.18).
32. Общеизвестно, что еще с конца XVIII в. существовал ряд российских проектов того, «как нам обустроить Кавказ», которые подразумевали культурно-экономические и духовные (а не только военно-силовые) стимулы вовлечения горского населения в российскую государственную и общественную систему (Виноградов В.Б., Шейха А. Кавказ в передовой общественно-политической мысли России (вторая половина XVIII – первая треть XIX в. — Армавир-Грозный, 1996; Солдатов С.В. Кавказская война 1817-1864 гг. в оценке современников/Дисс. на соискание ученой степени к.и.н. Челябинск, 2004). Но до сих пор многие исследователи не могут взять в толк то, что для их включения нужно было, образно говоря, усадить горцев «за парту», лишив при этом столь любимого ими оружия – символа свободы и независимости эпохи «военной демократии», поскольку вооруженный «ученик» сделает процесс обучения невозможным. Об этом говорит не только советский юмористический киноролик с участием Г. Хазанова, изображавшего учителя в итальянской школе, но и наш личный опыт. В конце 1980-х – начале 1990-х гг., в период перед «чеченской революцией», и уж конечно, после нее, некоторые студенты Чечено-Ингушского госуниверситета возродили традицию ношения холодного (а затем и огнестрельного!) оружия на поясе, с которым являлись на лекции. О какой дисциплине, дидактике и прочем могла идти речь, если преподаватель чувствовал себя потенциальной жертвой обучаемых и нередко становился ею.
33. Обоснованность приведенных суждений помогают понять мысли видного кавказоведа В. В. Дегоева: «Русская колонизация Северного Кавказа осуществлялась в ходе Кавказской войны, которая… как ни парадоксально, снимала напряжение в отношениях между противоборствующими сторонами, развязывая сложные социально-политические узлы, упрощала запутанные ситуации. В этом смысле Кавказская война была больше чем война (выделено нами. — Авт.). Бесспорная заслуга русских и иностранных авторов состоит в понимании того, что ее многоплановое содержание нельзя сводить только к вооруженным столкновениям… Даже в разгар Кавказской войны, на самых напряженных ее участках всегда находилось место для компромиссных настроений, джентльменских договоров, мирного общения между людьми. Сама жизнь с ее стихийным прагматизмом как бы восставала против идеи вечной вражды, раскрывая ее преходящий характер… Шел процесс взаимопознания, взаимовлияния и взаимотяготения народов, ослаблявший вражду и недоверие, способствовавший мирным тенденциям, общей стабилизации обстановки. … Все эти факторы превращали регион в некий аналог «плавильного котла» или самоорганизующейся системы, в которой довольно эффективно и зачастую «автоматически», без всякого вмешательства русского правительства, срабатывал «клапан безопасности», снимавший избыточное напряжение и возвращавший эту систему к относительно равновесному состоянию. Конечно, роль этих процессов в эволюции Кавказской войны нельзя абсолютизировать, но не замечать их было бы некорректно» (Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: ис-тория и современность. — М.: Русская панорама, 2003. — С. 227–228, 322–323.159, с. 227–228, 322–323). Как ни шокирующе для кого-то ни прозвучит такая мысль, но даже военные действия на Кавказе в XIX в. в чем-то по-своему сближали народы.
34. Салчинкина А.Р. Кавказская война 1817–1864 гг. и психология комбатантства: автореф. дис. … канд. ист. наук. — Краснодар, 2005. С.26.
35. Ancient West&East. 2002.Vol. 2, № 1. — Brill: Leiden-Boston. P.159.
36. Дударев С.Л. Феномен школы В.Б. Виноградова // Политические и интеллектуальные сообщества в сравнительной перспективе. Материалы научной конференции 20-22 сентября 2007 г.– Москва, 2007. С.144-147.
37. Археолого-этнографический сборник. Т.I. – Грозный, 1966. 178 с.; Т.II. – Грозный, 1968. 321 с.; Т.III – Грозный, 1969. 199 с.; Т.IV. – Грозный, 1976. 283 с.
38. Археология и вопросы атеизма. – Грозный, 1977. 94 с.; Археология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. – Грозный, 1979. 181 с.; Археология и вопросы социальной истории Северного Кавказа. – Грозный, 1984. 159 с.; Археология и вопросы хозяйственно-экономической истории Северного Кавказа. – Грозный, 1987. 163 с.
39. Тезисы докладов и сообщений III Крупновских чтений. – Грозный, 1973 27 с.
40. История Северного Кавказа с древнейших времён до конца XVIII в. – М.: Наука, 1988. Т.1. 543 с.
41. Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Т.1. – Грозный, 1967. 313 с.
42. История Северо-Осетинской АССР. Т.1. – Орджоникидзе, 1987. 528 с.
43 В.Б. Виноградов глазами наставников, коллег и учеников. – М.;Грозный;Армавир, 2008. С.10.
44. Кавказоведческая Школы В.Б. Виноградова: к 15-летию деятельности на Кубани. – М.-Армавир, 2007. 55 c.; Дударев С.Л. Кавказоведческая научно-педагогическая школа В.Б. Виноградова//Историки, научные школы и исторические сообщества юга Российской империи, СССР и постсоветского пространства. Материалы международной научной конференции. Сборник научных статей.– Краснодар, 2012. С.206-216.
45. Великая Н.Н. Российскость как парадигма изучения российско-кавказского единства // Актуальные и дискуссионные проблемы истории Северного Кавказа. Южнороссийское обозрение. № 45, 2007. Посвящается 100-летию со дня рождения академика АН СССР А.Л. Нарочницкого/ Отв. Ред. В.В.Черноус. – Ростов-на-Дону, 2007. С.88-101.
46. Великая Н.Н. Указ. соч.; Дударев С.Л. Дорогу осилит идущий». Школа В. Б. Виноградова: истоки, этапы, идеи: очерк истории // Кавказоведческая Школа В. Б. Виноградова. 50 лет в пути: сборник научно-исследовательских очерков и био-библиографических материалов / под ред. С. Л. Дударева. — Армавир; Ставрополь: Дизайн-Студия Б, 2013. С.15-48.
47. Дударев С. Л. «Добровольное вхождение» и «российскость»: судьбы дефиниций// Материалы Международного форума историков-кавказоведов (14-15 октября 2013 г., г. Ростов-на-Дону) /отв. ред. Черноус В.В. – Ростов-на-Дону: МАРТ, 2013. С.72-80.
48. Виноградов В.Б. «Российскость» как парадигма северокавказского истрико-культурного единства в составе России//»Российскость» в истории Северного Кавказа. – Армавир, 2002. С.5.
49. Виноградов В.Б., Люфт Е.Г., Чарыкова Ю.Е. Эскизы принципов и практики кавказской «российскости». – М.;Армавир, 2009. С.8.
50. Материалы заседания, посвященного 30-летию научно-творческой, педагогической и общественной деятельности академика В.Б. Виноградова, Ч.1. – Армавир, 1994. С.14.
51. Виноградов В.Б., Люфт Е.Г., Чарыкова Ю.Е. Указ. соч. С.30.
52. Дударев С.Л. Трудными дорогами совместничества (размышления о статье А.А. Цуциева «Русские и кавказцы: по ту сторону дружбы народов»//Вопросы южнороссийской истории. Вып.15. – М.; Армавир, 2009. С.194-196.
53. Клычников Ю.Ю. О перспективах дефиниции «российскость»//В опросы южнороссийской истории. Вып.17. – Армавир, 2011. С.125.
54. Дударев С.Л. Еще раз о российскости//Российская государственность в судьбах народов Северного Кавказа-IV. Материалы региональной научно-практической конференции. Пятигорск 18-20 ноября 2011 г. – Пятигорск, 2012; Он же. «Добровольное вхождение» и «российскость»: судьбы дефиниций. С.75-78; Он же. К изучению специфики интегративного процесса у народов Северного Кавказа и большой России в XVIII –начале XXI века/под ред. Н.Н Гаруновой. – Армавир: Дизайн-студия Б, 2013. С.38-44.
55. Цит. по: Великая Н.Н.Указ. соч. С.100.
56. Кавказовед В.Б. Виноградов в изучении зарубежной истории. – М.;Армавир, 2006. – 36 с.
57. Виноградов В.Б., Дударев С.Л., Нарожный Е.И. Основные этапы всемирной истории. Методический материал // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность. 1995. № 5. С.126-135.
58. Основные этапы всемирной истории. Учебное пособие. Под ред. В.Б. Виноградова и С.Л. Дударева. – Армавир: Графа, 2009. – 260 с.
59. Виноградов В.Б., Дударев С.Л., Назаров С.В., Назарова В.В. О разработке и преподавании новой периодизации всемирной истории на кафедре всеобщей и региональной истории АГПУ//Научная мысль Кавказа. 2010. № 4. С.33-40.
60. Виноградов В.Б. Мои журналистские и общественные университеты. – М.;Армавир, 2006. – 56 с.
61. В.Б. Виноградов глазами наставников, коллег и учеников.

Автор: С.Л. ДУДАРЕВ,
д.и.н., профессор, заведующий кафедрой
всеобщей и отечественной истории АГПА