Несмотря на сохранявшиеся процессы политической турбулентности, которые продолжали определять ситуацию в Северокавказском крае после окончания наиболее острой (военной) её фазы, в регионе сложились вполне приемлемые условия для преодоления традиционной для местных народов практики отрицания и враждебной реакции на внешние новации. Исчерпав военные методы противостояния, горцы начинали осваивать те экономические и социальные ниши, которые предлагала им Российская империя. Именно хозяйственная целесообразность и культивируемая российской администрацией склонность к «роскошествам», должны были если и не полностью вытеснить стойкую иммунность к преобразованиям, то значительно её ослабить. Справившись с главным препятствием на пути к преобразованию региона, власти надеялись на позитивные успехи в деле приобщения местных народов к российским порядкам. Наименее склонная к компромиссу часть горского мира была либо истреблена в результате военно-политического противостояния предшествующих десятилетий, либо отправилась в поисках лучшей доли на чужбину, поддавшись на увещевания эмиссаров Османского государства. Остававшиеся на земле предков, пусть не всегда добровольно, вынуждены были сосуществовать с новыми реалиями и в обмен на лояльность имперским властям могли рассчитывать на позитивный для себя исход событий. Кавказская администрация была убеждена, что традиционные отрасли хозяйства, присущие народам Северного Кавказа, за исключением набегового промысла, вполне могли обеспечить им достойный уровень жизни и открывали путь к имущественному и социальному благополучию. Традиционная для края проблема малоземелья отчасти была решена вследствие исхода мухаджиров, а русские к тому же способствовали переселению жителей горных районов на благодатные равнинные земли. В имперской военно-административной среде высказывались надежды-пожелания, сводившиеся к тому, что былая воинственность горцев должна постепенно смениться миролюбием, и новые поколения горцев откажутся от столь досаждавшего властям и обывателям наездничества. Власти отмечали, что даже представители аристократической части горского общества, ранее воспринимавшие деятельность, не связанную с молодечеством и набегами, как непрестижную и даже уничижительную для их статуса и не соответствовавшую их достоинству, теперь участвовали в земледельческих работах, стремясь достигнуть материальной состоятельности . Обращает на себя внимание тот факт, что решение встававших задач виделось в Петербурге на путях комплексного подхода, в котором совокупность мер должна была привести к желаемому результату. Этот подход, среди всего прочего, говорил о возросшем понимании сути происходивших в крае процессов. Он был далёк от дилетантской иллюзии, что можно найти некое «идеальное лекарство», которое позволит кардинально преобразить уклад местных народов, тем более поменять их ментальный архетип. В 60-е гг. XIX века имперские власти сочли наиболее действенными мерами «для поднятия уровня гражданского преуспеяния» на Северном Кавказе, прежде всего, развитие путей сообщения, способными в относительно короткие сроки встроить северокавказскую окраину в имперскую целостность. Речь шла о строительстве в крае железнодорожного сообщения, которое должно было объединить между собой, не только различные части Кавказа, но и обеспечить его надёжную связь с остальными губерниями страны. Делалось это ради экономических и политических результатов, позволявших серьёзно повлиять на традиционную социокультурную иммунность жителей региона. Ранее не было возможности развивать надёжные коммуникации, а это затрудняло не только экономическое освоение края, но и имело негативные социокультурные последствия. Подчёркивалось, что железные дороги обеспечат «увеличение материального благосостояния населения» и поднимут его «нравственный уровень» до эталонного имперского. В этой связи обращал на себя внимание тот факт, что в Петербурге параллельно рассчитывали увеличить в крае численность «русского национального влияния». Колонизуя края представителями имперского национального ядра, надеялись, что их деятельность и жизненные устои сделаются ориентиром для большого числа горцев, что ослабит их сопротивляемость восприятию имперских новаций. Примечательно, что царская администрация уже не считала казачество подходящим к «цивилизаторской деятельности» среди горцев. Ставка делалась на тех, кто готов был принести в край гражданские начала, своим примером наглядно демонстрируя все регулярной, обусловленной государственным правом жизни, в которой милитарные начала были сдвинуты с социальной авансцены за кулисы повседневного существования. Не меньшее значение придавали рычагам влияния, относящимся к просветительской сфере. Власти и ранее старались уделять внимание этой проблеме и даже в условиях военной нестабильности находили возможным, учреждать школы, распространять грамотность, в числе прочих и среди горцев . Наместник Кавказа вел. князь Михаил Николаевич (1862-1881 гг.) был, безусловно, прав, когда указывал на недостаточность этих мер, т.к. они затрагивали лишь небольшую часть жителей Кавказа, а потому не давали массового эффекта. Учебные заведения должны были соответствовать местной специфике, и процесс преподавания необходимо было организовывать «на местных наречиях». В противном случае результат мог оказаться противоположным тому, который ожидали в российском правительстве. Наместник опасался, что «большинство мальчиков будет покидать школу, не вынеся из нея ничего, кроме враждебного чувства к ней и разве знания нескольких десятков русских слов» . Столь поверхностное освоение иной культуры не могло вызвать интереса к ней, желания понять и принять предлагаемые ценностные ориентиры. Пусть и на родном языке, но они должны были сознательно усвоить «передаваемых им школою… русских по значению своему для учащихся понятий» . Наряду с задачами просвещения актуализировался уже упоминаемый выше вопрос о нормализации поземельных отношений – традиционной проблемы, порождавшей устойчивый «протестный фон» среди горцев. Эта сфера жизни, по мнению властей, «страдает крайнею неопределённостью и запутанностью» . Сложности возникли задолго до того, как Россия приступила к административно-политическому освоению Кавказа. Они были обусловлены объективными, ландшафтно-климатическими обстоятельствами, хотя и управленческие просчёты имперских властей нельзя полностью отрицать. Наместник предполагал создать в крае слой собственников, чьи имущественные права были бы защищены русскими законами. Эти люди вряд ли бы захотели брать в руки оружие и рисковать своим благополучием, а потому со временем должны были стать надёжным фундаментом российской государственности. Удовлетворявшее многих жителей решение земельного вопроса было связано с уже перечисленными мерами, дополняло их и служило главной цели – сформировать из горца верноподданную личность, осознающую себя неотъемлемой частью державного суперэтноса. Эта проблема определялась властями как одна из важнейших и требующая незамедлительной реакции со стороны правительства. Так, во «Всеподданнейшем отчёте» за 1870 г. говорилось, что «неопределённость прав на земли, существовавшая у горских племён, в особенности на Северном Кавказе, где случайностями войны повсеместно, более или менее, был разрушен прежний порядок землевладения, постоянно порождала, как между частными лицами, так и между обществами, многочисленные поземельные споры…» . Из данного замечания следовало, что справиться с этой задачей власти за истекшее со времени окончания в 1864 г. военных действий так и не смогли, хотя осознавали всю пагубность её воздействия на умы новоприобретённых подданных. И наконец, власти рассчитывали качественно улучшить чиновничьи кадры, от профессионализма которых зависело то, как удастся наладить доверительные отношения с местными обществами . Деятельность российскою бюрократии нередко вызывала нарекания со стороны общества, становилась предметом язвительной критики, негодования и порицания. Справедливости ради отметим, что и само чиновничество отмечало неэффективность предложенной им управленческой модели. В ближайшем окружении императора находились люди, которые весьма резко утверждали, что бюрократы стали оторванной от народа кастой, и это чревато серьёзными проблемами2 . Кавказская окраина исключением не являлась, тем более что «инородческие населения судят как о самом правительстве, его целях и задачах, так и вообще о господствующей в государстве народности по тем представителям власти, которые поставлены для управления ими» . С другой стороны, следует отметить имевшиеся успехи в преобразовании и развитии региона. Если к началу пореформенного периода в крае фактически отсутствовала промышленность, то в дальнейшем мы видим уже динамично развивающиеся отрасли, внедрявшие передовые по тому времени организацию и технологии производства. При этом не были заброшены и традиционные горские домашние промыслы, которые всё больше приобретали товарный характер. Целые селения начинали специализироваться на производстве бурок, ковров, циновок, сыров и т.п. продукции . Горцы явно начинали ценить комфорт и охотно вкладывались в обустройство своих жилищ. Ранее, скованные необходимостью бросать свои дома и в случае опасности укрываться в труднодоступных местах, они минимизировали затраты при их возведении. Современники отмечали эту особенность горского быта, в частности, повествуя о селениях чеченцев, неоднократно подвергавшихся истреблению отрядами царских войск. Но теперь ситуация кардинальным образом менялась. Всё чаще можно было встретить русские печи, добротно перекрытые черепицей крыши и тому подобные приметы прочной оседлости. Весьма наглядна в этой связи информация, которую доносил на страницах «Терского сборника» Н.С. Иваненков. Он отмечал, что «население отзывчиво к своим выгодам. Так, около слободы Шатой развилось горшечное производство и выделка черепицы. Переняли чеченцы это дело от русских, и теперь все дома в окрестностях Шатоя покрыты черепицей и нигде уже не увидишь плоских земляных крыш, требующих постоянного ремонта, так как оне постоянно протекают и обваливаются… По примеру Шатоя черепичный завод будет устроен в Нижелоевском старшинстве. В скорости он будет устроен в Шатое…» . Представляется, что такого рода изменения были ярчайшим маркером происходящего процесса слома иммунной обособленности среди горцев, и усиливали уверенность властей в правильности выбранного ими курса. Дело было не только в самом факте обогащения местных обществ, но и в их стремлении изменить свой уклад, а следовательно, и ментальные предпочтения. Кустарные промыслы оставались важнейшим подспорьем в системе самообеспечения местных обществ, а их роль даже возросла по сравнению с предшествующими десятилетиями. Современные исследователи приходят к выводу, что этот фактор позитивно сказывался на политической стабилизации в регионе, позволял закрепить население в местах традиционного проживания . Ещё одним перспективным направлением хозяйственного развития было виноделие, но, учитывая конфессиональную особенность большинства горцев, оно не могло получить у них широкое распространение. Тем не менее поставки таркал и бочек, сезонные приработки в качестве сельскохозяйственных работников на виноградниках и тому подобная деятельность также обеспечивали дополнительные заработки местным жителям. Если раньше в крае выпускались преимущественно дешёвые сорта алкогольной продукции, то со временем научились в товарном масштабе производить элитные напитки, в том числе ценимые знатоками сорта коньяка . До изобретения ализарина большим спросом в империи пользовалась марена, которую в огромных количествах поставляли жители Кавказа. Особенно много её собирали и даже специально выращивали в северо-восточных районах. Потребность в этом природном красителе была огромной, и для его переработки строились фабрики, оборудование для которых закупалось в европейских государствах. Предложение не успевало за спросом, а потому цена на такой товар была стабильно высокой. Квалифицированный труд при заготовлении корня марены не требовался, а потому задействовались все желающие, заинтересованные в получении заработка . Подлинным локомотивом северокавказской производственной отрасли становилась нефтяная промышленность. В рассматриваемый период она лишь проходила стадию становления и требовала значительных финансовых вложений. Первое время власти не понимали, как наиболее выгодно добывать этот полезный ресурс, значение которого ещё только предстояло оценить. Сдавая нефтяные источники откупщикам, казна не получала развитие отрасли, т.к. те довольствовались прибылью за счёт увеличения цены на относительно небольшой объём добываемой нефти, который можно было черпать без больших технических сложностей и материальных затрат. Монополия пагубно отражалась на нефтедобыче, а потому правительство пошло даже на непопулярный шаг и предложило участвовать в разработках иностранному капиталу . Скептики, однако, утверждали, что Северный Кавказ не много преуспел на путях встраивания в имперскую хозяйственно-культурную среду, и его следует рассматривать исключительно как «пассивный объект колониальных преобразований», в котором видели лишь рынок сбыта продукции для имперской промышленности. Несмотря на известную долю правоты данной точки зрения, оставался недооценённым тот факт, что горцы вовлекались в единую общегосударственную экономику совершенно непродолжительное время. Естественно, что этот процесс происходил поэтапно, и в интересующий нас период доминировали торговые связи. Но чем дальше, тем сильнее укреплялись и другие экономические контакты, а жители региона все шире вовлекались в непосредственно-производственные сферы деятельности . Как отмечалось выше, огромное значение придавалось развитию коммуникаций, благодаря которым рассчитывали не только активизировать хозяйственную жизнь в крае, но и изменить менталитет местных народов, для которых открывался путь в «большую Россию». Железные дороги и телеграф позволяли преодолеть «управленческий тупик», который мешал своевременно реагировать на происходящие на Кавказе события. Один из современников рассматриваемых событий, стоявший на охранительных позициях, М.Н. Катков отмечал: «Нам говорят, что русская земля по своим громадным размерам не может служить территорией одному цельному государству. Нам говорят это в ту самую пору, когда пространство и время благодаря телеграфам, железным дорогам и другим пособиям науки и гражданственности почти исчезают перед человеком. мысль и слово почти в одно мгновение ока передаются из Петербурга на Кавказ…» . К концу XIX века горская «иммунность» уже демонстрировала свою рациональность. Её устойчивость определялась не только «косностью мышления», а вполне объективными обстоятельствами, связанными с наиболее подходящим для края способом выживания в весьма непростых условиях горной местности. Преодоление местной «иммунности», применяемые к ней методы воздействия демонстрировали не только успехи, но и досадные просчёты, что было неминуемо, учитывая отсутствие готовых рецептов по достижению поставленной цели.
АВТОРЫ:
Кузнецова Е.В., Кувшинов А.Н. (Пятигорск)
ИСТОЧНИК:
https://roskav.ru/sborniki/rossijskaya-gosudarstvennost-v-sudbah-narodov-kavkaza-xii-materialy-regionalnoj-nauchno-prakticheskoj-konfe-rentsii-pyatigorsk-11-noyabrya-2022-g-pyatigorsk-pgu-2022-357-c/
