История взаимоотношений народов не ограничивается деяниями вождей и царей, указами, войнами, договорами. На фоне крупных исторических событий повседневная жизнь простых людей часто остается незамеченной, что совершенно несправедливо, так как именно она выступает в качестве основного движителя исторического процесса. Интеграция Кавказа Россией оказалась возможной и достаточно успешной во многом благодаря активному взаимодействию русских с кавказскими народами в материально-бытовой сфере.
Что вошло в быт горцев от русских
Влияние России вызвало перемены в области транспорта, домашнего обихода, костюма, во всем образе жизни горских народов. В результате общения с русским населением вместо векового очага, низкого трехножного стола, постепенно в доме горца стали появляться русская печь, железная кровать, высокий стол, стулья, самовар, фарфоровая и фаянсовая посуда, зеркала, часы, керосиновая лампа и другие бытовые предметы. У некоторых народов сама комната с печью стала называться «печ» (пли «пеш»). Крышу стали покрывать черепицей или жестью. Строили такие дома обычно русские плотники, печи клали русские печники, которые приходили на заработки в горские аулы. «Кабардинцы, — говорилось в корреспонденции газеты „Кавказ» за 1848 г., — особенно легко принимают у себя в хозяйстве всякое нововведение и, по общему замечанию, отличаются охотою к хозяйственным занятиям и стремлением к просвещению. Свободные жители губернии, казаки, отставные солдаты, мещане ездят в Кабарду к князьям, богатым узденям на работу, строят им дома, мельницы, конюшни, разводят сады, делают мебель, посуду и разные полезные вещи, жители с любопытством смотрят на их работу и слушают их наставления и замечания» (1).
«Вращаясь между русскими, — свидетельствует Афанасьев, — кумыки видят преимущество русских домов перед своими и стараются подражать русским строениям: так делают печи, окна створчатые… потолки и другие приспособления» (2). Даже в отдаленные районы нагорного Дагестана в середине XIX в. проникла русская мебель и другие предметы европейского быта (3). Если до начала XIX в. в домах нагорного Дагестана отсутствовали окна (их заменяли небольшие отверстия в потолке), то уже с 30-х годов, как отмечают современники, в Хунзахе строили дома с застекленными окнами, рамами. Знакомство с русскими музыкальными инструментами привело к заимствованию горцами у русских гармоники. Она получила настолько широкое распространение, что вполне успешно конкурировала с национальными инструментами. Благодаря длительному общению горцев с русским народом даже в языках горцев появилось много новых слов, воспринятых из русской речи (печь, стол, самовар).
Как куначество соединяло народы
В освоении горцами культуры русского населения большую роль играло куначество — этот своеобразный обычай кавказского побратимства. Сильно развитый среди горцев Северного Кавказа обычай куначества связывал кунаков не только гостеприимством, но и взаимопомощью. Горец считал своим первым и священным долгом оказывать при надобности материальную помощь кунаку-казаку. Точно так же относились казаки к своим кунакам-горцам. Казаки и горцы не только поддерживали обычай куначества, но и «гордились своей дружбой и передавали ее детям как священный завет от поколения к поколению» (4).
Нередко можно было встретить в горских аулах гостей — казаков и казачек. В этой связи большой интерес представляет предание, указывающее на то, что русская женщина «ходила одна по черным и лысым горам» (5). Очевидно, столь свободное «путешествие» русской женщины в горах, с какой бы целью оно ни предпринималось, говорит прежде всего о добрососедских и дружеских отношениях. «Кроме того, казачка нередко в горских аулах встречалась и в качестве жены того или иного горца — казачьего кунака» (6). «До сих пор, свидетельствует П. А. Бестужев, — гостеприимный порог черкесов надежнее всякого оружия защищает странника» (7).
Все русские, которые прибывали к горцам с добрым намерением, находили достойный прием. В этой связи интерес представляет следующий факт. В 1818 г. генерал А. П. Ермолов «приказал … дагестанцам выдать … всех скрывающихся у них русских беглецов. Тогда один акушинец привел старого русского солдата и, прощаясь с ним со слезами, дал ему две тысячи рублей серебром, прибавляя к тому еще 20 коров и 50 баранов. 18 лет тому назад, говорил горец, будучи в крайней бедности, я принял бежавшего в горы русского солдата и выдал за него замуж свою дочь. Труд солдата обогатил его, и поэтому он разделил имущество и его долю вручил ему, но солдат отказался получить все это, взял только сто рублей» (8).
На Северном Кавказе имеются целые фамилии, ведущие свои родословные от русских солдат, оставшихся в свое время в горах. Даже в период так называемой Кавказской войны, которая, как известно, крайне отрицательно сказалась на взаимоотношениях народов, не прекращались связи между горцами и русским населением Северного Кавказа. Отношение горцев к русским в этот период характеризует сообщение Я. Костенецкого: «В Хунзахе, — писал он, — мы были безопасны между ними (горцами), что ходили даже без оружия. Это было очень странно … здесь, в горах, между неизвестным нам народом, мы были совершенно как дома, я возьму, бывало, книжку и пойду гулять по полям хунзахским, как будто в Малороссии по собственным поместьям: недоставало только халата. Встречавшиеся аварцы приветствовали меня «салам алейкум» как будто своего земляка и спокойно продолжали свой путь» (9).
Касаясь вопроса взаимоотношений горцев с русскими солдатами, другой современник подчеркивал, что русские солдаты и горцы сдружились (8). Немалую роль в укреплении взаимоотношений казаков и горцев играло аталычество — отдача ребенка на воспитание. «Бывало, что в семье казака воспитывался какой-нибудь сирота ногаец, калмык или горец. Повзрослев, такие лица получали все казачьи права, становились настоящими казаками и за них могли выйти замуж девушки-казачки» (9).
Исторические источники:
1. Газ. Кавказ. 1848. № 22.
2. СМОМПК. Тифлис, 1893. Вып. 16. С. 97.
3. Вестник Европы. 1826, сент.- окт. С. 119; Воронов //. //. Путешествия по Дагестану // ССОКГ. Тифлис, 1868. Вып. 1. С. 32.
4. Зап. ТОЛКС. Екатеринодар, 1914. № 2. С. 74.
5. ССОКГ. Тифлис, 1872. Вып. 6. С. 36.
6. Тотоев М. С. Очерки истории культуры и общественной мысли в Сов. Осетии. Орджоникидзе, 1957. С. 151.
7. Изв. Северо-Осетинского научно-исслед. ин-та. Дзауджикау, 1948. Т. 12. С. 141-142.
8. ЦГВИА. Ф. ВУА. Коллекция (482). Д. 128. Л. 22.
9. Костенецкий Я. Об аварской экспедиции на Кавказе. СПб., 1851. С. 37-38.
