Поднявшись на гребне нарастающей борьбы народа, «благочестивые таррикатисты» создали военно-административную систему, которая со временем изменила свое содержание, превратилась в военно-теократическое государство — имамат — со своей иерархией. Во главе этого государства стоял имам Шамиль.
Он, по словам Кастильона, соединил в себе «две личности… которые оказывают друг другу взаимную поддержку… С одной стороны, это — политический вождь, диктатор, которому событиями была представлена безграничная власть… в то же время это — религиозный вождь, которому звание великого имама, верховного главы правоверных, придает священный характер. Имея это двойное звание [он] единственный судья в вопросе принесения жертв, требуемых войной…».
Для решения дел по управлению государством в 1841 г. был создан диван-хана — высший совет, в который входили заслуженные лица, пользовавшиеся полным доверием Шамиля. Председательствовал сам Шамиль, и его голос, как правило, имел решающее значение, хотя внешне обсуждение шло с участием всех членов совета. Гражданская деятельность в имамате определялась нормами шариата и основанными на них законодательными установлениями — низамами. Шамиль уверял, что низамы не являлись отступлением от шариата, не означали попытки изменить его и лишь в отдельных случаях уточняли и дополняли некоторые шариатские постановления. Однако, если точно придерживаться закона, легко заметить, что многие положения низамов отличались от законов шариата. В отличие от шариата, требующего за воровство отсечения рук и ног, низамы устанавливали денежные штрафы. Согласно низамам, приговаривать к смертной казни мог не только имам, но и наибы, хотя с ведома и разрешения Шамиля. Основания для применения такой меры наказания законодательно не определялись, что открывало возможности для произвола наибов.
Столицей имамата сначала было Дарго, а затем, после 1845 г., — Ведено, которое Шамиль сильно укрепил. В столице был большой дом, и в нем «комнаты для высоких нужд»; жилая часть дома состояла из 11 комнат и двух зал. Дом был со всех сторон окружен забором и охранялся снаружи и изнутри. Шамиль вначале не держал охраны и только спустя несколько лет завел личную стражу.
Известно, что в годы наибольшего успеха движения значительная часть Дагестана (за исключением территории, населенной кумыками, даргинцами, лезгинами, лакцами и табасаранцами), а также большая часть территории Чечни входила в имамат. По данным Р. А. Фадеева, она охватывала «около 900 верст в окружности и согласно «географическому положению и другим местным обстоятельствам», была разделена на участки, называемые наибствами, число и размеры которых подвергались изменениям в зависимости от успехов и поражений движения. Руководящая роль в имамате принадлежала представителям новой аристократии. Из числа зажиточных и состоятельных узденей назначались наибы, которые фактически являлись полными хозяевами своих округов. В имамате был введен новый порядок сельского управления. Ранее оно осуществлялось «выборными» на джамаате старшинами на основе адатов, духовными делами ведали кадии и дибиры, а Шамиль в имамате «установил единоличное управление сотника», кадия и дибира, и во всех делах они руководствовались шариатом и низамами Шамиля. Заметную роль играли так называемые местные ученые-алимы. Муфтии, кадии, алимы, муталимы в имамате являлись большой силой.
Некоторое время имамат был разделен на 4 «губернии», каждая из которых состояла из нескольких наибств. Во главе «губернии» были поставлены мудиры. Для наблюдения за должностными лицами — наибами был образован институт мухтасибов (осведомителей). Так называемая летучая почта служила для поддержания связей центра с местными властями. Лица, исполняющие обязанности гонцов, снабжались документами за подписью имама или наиба, по первому предъявлению которых жители селении обязаны были предоставлять в распоряжение гонца свежего коня и проводника, а на ночлег — комнату и пропитание.
В имамате было создано значительное войско из постоянных отрядов и ополчения. Ядро войск Шамиля составляли так называемые муртазикаты (букв. — наемные воины») добровольцы, личная гвардия Шамиля, которые имелись и у его наибов. Они давали клятву отказаться от семейных привязанностей и служить имаму, не жалея, ни сил, ни жизни. За службу они пользовались различными преимуществами, носили знаки отличия, получали жалованье, бесплатное продовольствие и фураж от населения. Эта своеобразная гвардия (примерно до 1 тыс. человек) несла охрану личности и дома имама, сопровождала его во время выездов, но и была в руках Шамиля важнейшим орудием для поддержания и распространения его власти и влияния.
В имамате все население считалось военнообязанным, и потому каждый горец от 15 до 50 лет должен был при необходимости включаться в народное ополчение. Ополченцы не только обязаны были защищать свое селение, но и участвовать в походах. Каждая воинская единица имела значки, а отличившиеся части награждались знаменами. Проявивших храбрость в боях горцев Шамиль вначале награждал почетным оружием или другими вещами, а с 1841 г. ввел ордена и другие знаки отличия. С конца 1842 г. Шамиль ввел в своей армии и воинские чины.
За время имамства Шамиля отливались пушки, было организовано несколько мастерских для изготовления пороха и другого оружия. Поощрялись и другие ремесла. Немало делал Шамиль и для развития торговли. Он не только выдавал торговцам охранительную грамоту, но и некоторых из них даже ссужал деньгами. Поощряя ремесло и торговлю, в то же время он очень беспокоился, чтобы не происходила «порча нравов». Поэтому-то Шамиль освобождал только самых преданных торговцев от несения военных и прочих повинностей и запретил даже разработку серебряных руд.
Особое внимание Шамиль обращал на создание устойчивой податной системы. С этой целью был определен сбор податей в государственную казну (байтул-мал). Главными приходными статьями являлись: закят — узаконенная шариатом, взимаемая с населения десятая часть всех доходов, харадж — подать с горных пастбищ, хомус — пятая часть военной добычи. Все приходно-расходные операции производил казначей под личным наблюдением самого Шамиля.
Неверно полагать, что в имамате было осуществлено всеобщее равенство. Население имамата обязано было вносить определенные подати, размеры которых изменялись в зависимости от успехов и поражений. Аульская верхушка, вставшая у кормила власти, использовала труд крестьян и налоговую систему в целях личного обогащения.
Движение горцев Дагестана и Чечни начиная с конца 50-х годов XIX в. стало затухать. И если раньше социальной его основой являлось горское крестьянство, то с конца 50-х годов оно стало постепенно отходить от борьбы на стороне Шамиля. Движение проходило под религиозным знаменем, но было вызвано экономическими причинами. Даже одерживая победы, его лидеры оставляли неприкосновенными прежние экономические условия, то есть для простых людей все оставалось по-старому, и участие крестьян в борьбе становилось периодическим. Движение горцев Дагестана и Чечни под знаменем «газавата» не ставило перед собой задачи развития и поэтому не могло привести к социальным изменениям, улучшающим жизнь большинства населения. Более того, идеология мюридизма мешала развитию общества, консервировало его отсталость и косность. Представители мусульманского духовенства сумели захватить инициативу и стать во главе движения горцев, а затем стали делать все от них зависящее, чтобы укрепить господство новых элит. В этих условиях мюридизм, освящавший деспотический строй имамата, не мог прочно сплотить разобщенные и разноязычные народы Дагестана и Чечни, что привело к постепенному отходу народа от борьбы.
В конце 40-х годов XIX в. все явственнее становились противоречия, существовавшие внутри движения с самого его начала. Ряд военных операций начиная с 1847 г. окончился поражением Шамиля. Не без основания писал Н. Дубровин, что «в зиму 1847—1848 гг. власть Шамиля висела на волоске, народ роптал на то, что вследствие постоянной борьбы с русскими поля остались необработанными и семейства голодными». И действительно, народ не добился аграрных и других экономических преобразований. Даже элементы уравнительства, наблюдавшиеся в политике Шамиля на ее ранних этапах, не имели всеобщий характер. Узденей, освободившихся от ханов и беков, стали эксплуатировать вставшая у кормила власти верхушка.
Тяжелым бременем на плечи людей ложилась существовавшая в имамате налоговая система. Кроме постоянных обложений, в связи с изнурительной войной часто вводились «чрезвычайные» сборы. «Шамиль, — сообщает Ржевусский, — сначала покупал хлеб по вольной цене, потом назначил таксу, невыгодную для чеченцев, и, наконец, стал собирать хлеб без платы, с каждого двора в виде подати». Еще большей эксплуатации трудовые массы подвергались со стороны наибов. «Доходы наиба,- прямо указывал Хаджи-Мурат, — состоят в помощи рук вверенного им края». Другой участник движения, зять Шамиля Абдурахман, свидетельствует, что наибы «подло поступали, совершали злоумышленные дела, как убийство, насильственный захват чужого имущества». Алчность, лихоимство, произвол наибов не знали предела, и поэтому вполне оправданно то, что их сравнивали с «волками над стадом». Сверх того народные массы подвергались гнету мазумов, муфтиев, кадиев и других лиц аульской верхушки имамата. Горское крестьянство постепенно было разорено, а правящая верхушка имамата обогащалась.
Шамиль ранее не был богат, но, возглавив имамат, стал весьма состоятельным лицом. «Не знаю определенно,— свидетельствовал Хаджи-Мурат,— как велико богатство его, мне известно только, что деньги его хранились в двух аулах — Карате и Ведено, в последнем месте я слышал, что он имеет до 150 тыс. золотом и серебром». То же самое случилось и с наибами. Они, свидетельствует Даниял-бек, «день и ночь накопляли богатство… Теперь же они во всем похожи на самих эмиров». За короткий срок они превратились в очень богатых людей. Шамиль в некоторой степени сам способствовал этому, раздавая земельные пожалования наибам и другим лицам. В ноябре 1848 г. Шамиль писал гоцобскому наибу: «Ты оставь нашему брату Ибрагиму сенокосный участок общественной земли на берегу реки». В другом письме Шамиль писал об Ума Дуеве: «Моя правая рука… Он происходит из самых высших людей по отцу и матери… А потому я дарю Ума Дуеву означенную землю, и чтобы никто… и жители Дзаул не препятствовали владеть землей». Этот участок равнялся 630 дес. и составлял 10% всей площади Джаулсоевского сельского общества.
Особенно разорительной для широких масс народа оказалась долгая неравная борьба, в результате которой горцы несли большие потери, ощущали недостаток в самом необходимом, доведены были до крайности. «Многолетняя борьба, — писал Вердеревскин, — уничтожила цвет юношества и вообще мужского пола. Население уменьшается в страшной пропорции». Эти бедствия стали отталкивать крестьян от движения. Даже Мухаммед-Тахир Ал-Карахи вынужден был признать, что горцы «были раздражены посылкой [их] в войска ислама и сбором [среди них] ополчения [Шамилем]. Жители думали, что если они заключат мир с русскими, то последние оставят их пахать и жать, пить и есть». Они не имели возможности привозить из плоскостных районов необходимый хлеб, пользоваться зимними пастбищами, вынуждены были сокращать поголовье скота. Катастрофически падало и кустарно-ремесленное производство, поскольку не было никаких возможностей для сбыта изделий.
Деспотизм наибов, самоуправство муртазикатов, доносы и тайная слежка мухтасибов, экономическое истощение страны и убыль населения вели к тому, что недовольство и возмущение простого народа с каждым годом возрастали. Шамиль давно уже не был для горцев представителем свободы. Оттого-то и находилось так много людей, способных изменить ему, хотя, по понятиям горцев, да и по законам Шамиля измена народу считается важнейшим преступлением и наказывается смертью. Управление Шамиля казалось тяжело для племен, не привыкших к повиновению, а выгод никаких от этого управления они не находили. Напротив, они видели, что жизнь мирных селений, находившихся под покровительством русских, гораздо спокойнее и обильнее. Следовательно, им представлялся уже выбор — не между свободой и покорностью, а только между покорностью русским с надеждой на мир и удобства быта. Само собой разумеется, что рано или поздно выбор их должен был склониться на последнее.
Все эти причины вызвали отход горского крестьянства от движения. Оказавшись в бедственном положении, горцы покидали насиженные места и уходили за пределы имамата. Нередко недовольство народных масс стало выливаться в волнения и восстания, которые жестоко подавлялись Шамилем. По мере обострения социальных противоречий в имамате стала обостряться и борьба внутри правящей верхушки. Открытые формы эти распри приняли после того как в 1847 г. старший сын Шамиля Гази-Магомед был утвержден наследником имама. Возникшие ранее группировки Даниял-бека, Хаджи-Мурата, Кибит-Магомета, каждый из которых претендовал на пост имама, начали борьбу не только против наследника — Гази-Магомеда, но и против своих соперников — главарей других группировок. Каждый из них стал противопоставлять себя Шамилю.
Оказавшись в тяжелом положении, Шамиль, стремясь продлить существование имамата, стал все чаще прибегать к крайним мерам — угрозам и репрессиям. Одновременно он обвинял неугодных ему наибов во всех грехах и в особенности в том, что они допускали бесчинства и злоупотребления и «заставляли некоторых людей служить [им] лично так же, как это делали ханы». Шамиль клялся, что сам он от злодеяний чист, обещал отстранить наибов «от общественных дел», требовал от всех, «кто может работать, выступить на войну, не различая наибов, алимов…».
В связи с ухудшающимся положением Шамиль и его окружение стали больше апеллировать к иностранным государствам, просили турецкого султана, шейх-уль-ислама, шерифа Хиджаса оказать им помощь войсками, оружием и снаряжением. Но надежды руководителей движения на существенную помощь стран Востока не оправдались. Не имели успеха суровые меры, к которым прибегали руководители имамата. Народы Дагестана и Чечни, утомленные от продолжительной борьбы, беспрерывных поборов и бесчинств вставших у кормила власти в имамате наибов, муфтиев и кадиев, не пожелали бороться и умирать за чуждые им интересы.
Список исторических источников:
• ЦГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 19741. Л. 160-167.
• Кастильон — французский консул в Грузин в 40-х годах XIX в. Его письма-донесения
• к французскому министру иностранных дел см. в журн.: Историк-марксист. 1936. № 5. С. 118.
• Выдержки из записок Абдурахмана//Кавказ. 1862. № 72; ДГСВК. С. 492:
• Гаджи-Али. Сказание очевидца о Шамиле//ССОКГ. 1873. Вып. 7 С. 56.
• Выдержки из записок Абдурахмана // Кавказ. 1862. № 72.
• Фадеев Р. А. 60 ЛРТ Кавказской войне//Соч. СПб., 1889. Т. 1. с и»
• ДГСВК. С. 357.
• Хашаев Х.-М. Общественный строй Дагестана в XIX в. М„ 1961. С
• ДГСВК. С. 365, 471. Генко А. Я. Арабская карта Чечни эпохи Шамиля// Зап. Ип-та
• востоковедения, 1933 Т С. 28.
• ДГСВК. С. 498.
• Там же. С. 292.
• ЦГВИЛ. Ф. ВУА. Оп. 1. Д. 6164. Ч 45 Л. 231.
• Северная пчела. 1862. № 133; ДГСВК С. 377, 468.
• ЦГВИА. Ф. ВУА. Оп. 1. Д. 1229. Ч. 2 Л. 72; АКАК. Тифлис, 1904. Т. 12 С. 1487.
• Гаджиев В. Г. К вопросу об освобождении феодально-зависимых крестьян Дагестана в
• ходе борьбы горских народов Северо-Восточного Кавказа // УЗ ИИЯЛ. Махачкала, 1957. С. 145-
• 160.
• Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 22. С. 468. Примеч.
• Дубровин Н. Ф. Обзор войн РОССИИ от Петра Великого до наших дней. СПб., 1889-1898.
• Ч. 4, кн. 2. С. 255.
• КС. Тифлис, 1882. Т. 6. С. 409.
• АКАК. Тифлис, 1879. Т. 8. С. 527.
• Гаджиев В. Г. Абдурахман и его воспоминания. Махачкала, 1970. С. 146.
• Хроника Мухаммеда Тахира Ал-Карахи. С. 270.
• О движении горцев под руководством Шамиля: Материалы сессии. Махачкала, 1967.
• С. 96.
• АКАК. Т. 12. С. 1485.
• ДГСВК. С. 58; Гаджи-Али. Указ. соч. С. 34.
• ДГСВК. С. 585.
• Иваненко. Горские чеченцы // ССОКГ. Тифлис, 1868. Вып. 1. С. 54.
• Вердеревский. Плен у Шамиля. СПб., 1856. С. 64.
• Хроника Мухаммеда Тахира Ал-Ка-рахи. С. 196.
• Хашаев Х.-М. Указ. соч. С. 59.
• Добролюбов Н. А. Поли. собр. соч. Т. 4. С. 155-157.
