Великая Н.Н.
В статье рассматривается сущность политики «ласканий», которую проводила Российская Империя на Северном Кавказе в ХVIII веке. Она предполагала использование, прежде всего, мирных методов по включению горцев региона в состав России (переговоры, присяги, торговля и др.) и учёт интересов обеих сторон.
Определение сущности российской политики на Северном Кавказе неоднократно менялось. Разные её определения даются в современной литературе (колониальная, цивилизаторская, «политика вовлечения» и др.). Некоторые авторы, опираясь на документы ХVIII века, говорят о политике «ласканий», которую проводила Россия в регионе (от сл. «ласкать», т.е. обращаться приветливо, изъявлять участие, расположение, миловать, действовать добром). Этот термин имеет право на существование. Однако буквальным переводом здесь вряд ли можно ограничиться.
Но прежде чем перейти к характеристике политики «ласканий», отметим, что одной из особенностей геополитического положения России являлось наличие среди её соседей т.н. «негосударственных» народов. Это приводило, по словам Дж. Хоскинга, к тому, что «много раз на протяжении своей истории Россия как бы зондировала свои границы, чтобы выяснить, где, собственно, они пролегают и насколько они крепки». Поиск безопасных, надёжных границ неизбежно приводил к появлению внешнеполитических форм, которые бы фиксировали мирное сосуществование, вступивших в соприкосновение реалий: Российского государства и разрозненных потестарных образований Северного Кавказа. Россия искала опору среди населения пограничных зон. Конечная цель взаимодействия прекрасно осознавалась как правящими кругами, так и представителями российского общества: это стремление к тому, чтобы силы малых негосударственных народов умножали мощь России, а не соседних государств. Тем более что на протяжении длительного периода такие соседи, как Османская империя и Иран, пытались взять эти негосударственные народы под своё крыло и восстановить против России.
Пристальное внимание кавказским делам правительство стало уделять со времён Петра I, который в 1711 г. дал Грамоту кабардинским владельцам и народу о принятии их в российское подданство. В ней говорилось о том, что кабардинцы должны верно служить и выступать против врагов России («салтана турского и хана крымского»). Российские власти обязывались «не токмо с вас никаких податей требовать не будем, но и погодное вам жалованье давать определим». Калмыцкому хану и донским казакам предписывалось оказывать кабардинцам необходимую помощь. Такой же подход доминировал и в дальнейшем в отношении других новых подданных.
С петровских времён начинается регламентация действий российской армии в регионе. Во время Персидского похода русских войск (1722-1723 гг.) был издан указ, где говорилось: «Дабы жителям отнюдь не было, обходились бы зело приятельски и не сурово (кроме тех, кто будет противен), но ласково, обнадеживая их всячески…». О том, что данный указ Петра I исполнялся военными властями в Дагестане, свидетельствуют и более поздние документы. В 1733 г. по приказу генерал-майора А. Б. Бутурлина солдатам, находящимся на сенокосных лугах в районе Дербента, было строго приказано, чтобы они не ходили в армянские и магометанские деревни, тамошним обывателям обид и разорения не чинили, не брали у них никаких продуктов. Те, кто нарушал предписания, подвергались суду и наказанию кнутом или шпицрутенами. Аналогичное предписание в 70-е гг. издал и А.В. Суворов. В его Памятке войскам говорилось: «Подчинённых во всём содержать в строжайшей воинской дисциплине и со здешними народами обходиться ласково…». «Особливые ласковости» оказывались местным верхам. Екатерина II также требовала: «Со всей серьёзностью следить, чтобы ни от войск наших, ни от казаков не было чинено ни малейшего притеснения и обиды горцам».
С середины ХVIII века в титулах российских императоров, помимо восточнославянских и других, стали указываться «Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей и Кабардинския земли, Черкаских и Горских князей и иных». При этом власть опиралась на прошения о подданстве и соответствующие присяги. Таким образом, часть Кавказа (пока ещё без чёткого очертания включённых в состав империи территорий) по сути именуется российским, и через все основные документы ХVIII века красной нитью проходят две главные идеи: подданные должны верно служить и повиноваться императорам и государству, а власть должна обеспечивать на всей территории страны порядок и безопасность («тишину и покой»). Это декларировалось и в дальнейшем без каких-либо региональных ограничений.
В правление Екатерины II Россия начинает граничить со значительной частью народов не только Северо-Восточного, но и Северо-Западного Кавказа. В Указе императрицы, изданном после Ясского мира с Турцией (1792 г.), подчеркивалось: «Не оружием, а паче правосудием и справедливостью, нужно приобретать их (горцев – авт.) к себе доверенность… Всячески ласкать и привлекать к себе лучших людей народа сего, тех же, кто более предан, жаловать чинами, деньгами и иными отличностями…». Павел I также требовал от командующего войсками И.В. Гудовича прилежащие к границе народы и владетелей «удерживать в кротости и повиновении ласкою, отвращая от них всё, что служит к их притеснению или отягощению». Считая, что народы Северного Кавказа «находятся более в васальстве нашем, нежели в подданстве», он требовал не вмешиваться в их внутреннее управление и не собирать дань.
Таким образом, российское правительство на Северном Кавказе, как об этом свидетельствуют важнейшие источники, не ставило целью ограбление и экономическое подчинение самой южной окраины страны, не шла речь и о цивилизаторской миссии российского государства и народа. Власть в XVIII веке проводила политику «ласканий», в то же время жёстко «наказывая» тех, кто осуществлял набеги, нарушал ранее принятые обязательства, нападал на российских подданных, в том числе, и на горцев.
В текстах присяг XVIII века, которые народы Северного Кавказа через своих представителей приносили на верность империи, российские интересы в регионе были представлены достаточно наглядно. В то же время в них отразились и устремления самих горцев, их желание с помощью России решить важнейшие проблемы.
Присяги отдельных групп и целых народов Северного Кавказа на верность России привлекли пристальное внимание исследователей со второй половины ХХ века, когда в советской историографии стал совершаться переход от идеи включения горцев в состав России, как «наименьшего зла», к признанию прогрессивности этого процесса и разработки концепции их добровольного вхождения в состав империи.
Ранние присяги (которые правомерно рассматриваются как начальные вехи обращения в российское подданство) относятся к XVI веку. В XVIII веке они становятся массовыми. Но при этом следует отметить, что типичный текст присяг, которые приносили подданные каждому новому императору, на Северном Кавказе видоизменялся и содержал позиции, важные с точки зрения обеих сторон (российской и северокавказской) для взаимного мирного сосуществования и единства.
Накануне, в ходе и после Персидского похода Петра I активизировались связи России с народами Северо-Восточного Кавказа. В начале 20-х гг. XVIII века о желании вступить в подданство России и служить царю заявили андреевские (кумыкские) владетели, Кайтагский правитель, жители Кубачи, Губдена и Карабудахкента. Они просили возвратить ясырей, были готовы дать аманатов.
С петровских времён северокавказские владетели стали получать ежегодное жалованье за верную службу. То есть, как в центре страны, так и на окраинах власть делала ставку на верхние страты общества. Дагестанские правители (например, аксаевский, табасаранский) получили от российских императоров и специальные охранные листы, чтобы никто не дерзал в их владениях «чинить обид, налогов и наездов», а в случаях нападений им на помощь должны быть высланы донские и терские казаки. Жителей из таких владений свободно пропускали в российские пределы по торговым делам. Тем самым Россия получала весомую поддержку и со стороны низов местного общества. К тому же в рассматриваемый период российские власти принимали и обустраивали беглецов — зависимых крестьян, ясырей северокавказских владельцев, которые в российских пределах принимали крещение. «Холопий вопрос» стал камнем преткновения, в частности, между российскими властями и кабардинскими верхами. В одной из присяг 1779 г. даже оговаривалось право зависимых крестьян не подчиняться своим владельцам, если они выступят против России. Аналогичное право было зафиксировано и в присяге Сунженских чеченцев.
В 60-80-е гг. XVIII века, когда политические связи России с народами Северного Кавказа упрочились, просьбы о присоединении «к прочим российским верноподданным» высказали Аварский хан, Тарковский шамхал, андийцы, чеченцы, карабулаки, ингуши и др.. Новые подданные обязывались россиян у себя не удерживать, беглых возвращать, привезённое другими и захваченное «от других народов» доставлять российским начальникам, злодеев не скрывать, выдать аманатов, не делать «набеги на земли и людей принадлежащие всероссийской державе» и «не чинить» воровство. В то же время они высказывали пожелание беспрепятственной торговли в Кизляре и др. местах, на что следовали соответствующие разрешения российских властей, готовы были переселиться «на чистые места» (туда, куда будет разрешено), просили о «защищении» от более сильных соседей. Пункты о переселении в присягах XVIII века являются свидетельством возросшего аграрного перенаселения в местах традиционного проживания горцев и их попытках с помощью России решить этот вопрос.
В 1781 г. на верность России присягнули «большие чеченские и аджиаульские старшины и народ». При всём сходстве присяг (здесь также находим утверждение, что «хотим и должны служить… вечно, верно и послушно», «все высочайшие интересы ЕИВ сохранять и защищать до последней капли крови… Врагов ЕИВ и Отечества по повелениям истреблять и ни под каким видом дружбы и согласия с ними не иметь»), они не писались под копирку, а содержали конкретные обязательства сторон. В частности, в указанной присяге подтверждалось: «Быть нам, старшинам и всему народу с верноподданными кумыкским, кабардинским, осетинским народами в добром согласии, так как одной державы и Отечества и ни под каким видом неприятельских дел не начинать». Этот пункт свидетельствует о том, что российские власти были заинтересованы в установлении прочного мира в регионе. Сделать это было непросто, в том числе и из-за постоянных междоусобиц. Присяга отразила и появление такого важного, неоднократно упоминаемого понятия, как общее Отечество. Принадлежность «одной державы и Отечества», по крайней мере, для части горцев не была пустым звуком. С XVIII века формируются достаточно многочисленные и устойчивые династии (адыгов, чеченцев и др.), с оружием в руках отстаивавшие интересы России.
Российская сторона должна была отдавать обратно холопов «магометанского закона», которые будут «являться в российских границах», обеспечивать чеченцам «невозбранно проезжать для торгу в Кизляр, Моздок и протчие российские места», где их должны были принимать «как вечно и верноподданных». Принёсшие же присягу несли ответственность за хищения, отгон скота, пленение людей даже в том случае, если «злодеи» пройдут беспрепятственно через их «дачи». И здесь мы находим конкретные обязательства сторон, определявшиеся особенностями ситуации на Северном Кавказе.
В 1774 г. осетины Куртатинского и Алагирского обществ пожелали быть «под протекциею всемилостивейшей нашей государыни» и высказали просьбы: возобновить Осетинское подворье, направить отряд для защиты от владельцев Большой и Малой Кабарды, обеспечить свободный проезд в Кизляр и Моздок, разрешить покупать соль и железо и др. Надо сказать, что осетины давно и последовательно добивались российского подданства. Ещё в конце 40-х гг. они сформировали и отправили посольство в столицу, которое настояло на праве осетин на беспошлинную торговлю и подготовило почву для дальнейших шагов по вхождению Осетии в состав России. С российским государством осетины связывали надежды на освоение плоскостных земель.
В 1781 г. присягу на верность России «по своим старым обычаям» принесли дигорцы и ряд других осетинских обществ, а также проживающие недалеко от них черкесы и «малькары» (балкарцы). Они «просили о милости – быть под русской защитой», благодарили за «восстановленное всеобщее спокойствие (мир)». Надо сказать, что до этого здесь происходили распри и столкновения между бадилятами и узденями, которые российской стороне удалось прекратить. Это не единственная присяга, свидетельствующая о привлечении российской стороны для решения внутренних проблем и конфликтов, осложнявших ситуацию в регионе. В 1782 г. осетинские старшины, подтвердив российское подданство, заявили о своём желании жить в мире с абазинцами, ингушами и черкесами, переселиться в Татартуп и просили о присылке священнослужителей «греко-российской веры». Таким образом, присяги осетин (отчасти ингушей) имели свою специфику, что отразилось в пожеланиях возобновить Осетинское подворье и прислать священнослужителей, а также защитить от кабардинских владельцев, стремившихся сохранить своё влияние над горцами центральной части Северного Кавказа.
Тексты приведённых и иных присяг убедительно свидетельствуют о том, что в них нашли отражение пожелания обеих сторон. У горцев – это переселение на плоскость, защита от соседей и феодальных владетелей, беспрепятственная торговля в российских городах и др. Российская сторона настаивала на верной службе против общих врагов, прекращении набегов и пленений людей в российских пределах, установлении мирных отношений на Северном Кавказе. В ходе согласования интересов и складывалось историческое партнёрство, именуемое российскостью.
Случалось, что присяги неоднократно давались и нарушались горцами в зависимости от меняющейся политической конъюнктуры и по другим причинам. В частности, горцы-мусульмане давали клятвенные обязательства христианским правителям, и в этой связи существовало мнение, что такую присягу можно нарушать и никакого греха в этом не будет. То есть при оценке данной формы взаимоотношений необходимо учитывать ментальные особенности разно-конфессиональных сторон.
При всех неодинаковых подходах в понимании подданства российской и горской сторонами, отметим, что российские власти оценивали ситуацию в регионе достаточно реалистично. Они не требовали от северокавказских подданных того, что требовалось от центрально-российских. Ни о каких повинностях, подушной подати, рекрутских наборах и пр. в присягах не было и речи. Вмешательства во внутреннее самоуправление северокавказских обществ также не происходило. Нельзя не согласиться с В.В. Трепавловым в том, что «национальная политика» рассматриваемого периода «была полностью подчинена интересам государства, осуществлялась в целях обеспечения государственной безопасности – как внутренней (сохранение стабильности и порядка), так и внешней». При этом учитывались инициативы и пожелания горской стороны, которая выступала активным участником двустороннего сотрудничества, что не позволяет сбрасывать со счетов компоненту добровольности. Об этом ярко свидетельствуют тексты присяг ХVIII века.
По мнению Ш.А. Гапурова и В.Х. Магомаева, в ХVIII веке происходил переход от вассально-союзнических отношений к подданническим и в заключённых соглашениях по этому поводу «уже более или менее чётко указывались права и обязанности сторон». Благодаря победам России над Османской империей и Ираном, влияние этих государств на горцев, хотя и сильно ослабло, но всё ещё сохранялось, что приводило к появлению «в горской среде не только пророссийской, но и протурецкой, а для Северо-Восточного Кавказа – и проиранской «партий».
В целом в ХVIII веке был сделан важный шаг вперёд к государственному этапу жизни северокавказских народов. Суть политики «ласканий», которую проводило российское правительство в регионе в рассматриваемый период, заключалась в применении, большей частью, мирных методов по вовлечению Северного Кавказа в орбиту российского влияния (с помощью присяг, торговли и др.), без серьёзного вмешательства во внутреннюю жизнь местных народов, без распространения тех повинностей, которые несло население Большой России. Происходил диалог сторон, каждая из которых, отстаивая свои интересы, в то же время шла на определённые компромиссы. Именно в этом режиме постепенно формировались представления о правах и обязанностях сторон.
Источник: Великая Н.Н. О политике «ласканий» на Северном Кавказе в ХVIII веке // Кант, № 1(18), 2016. С. 4-8.
