В первой половине XIX в., в процессе присоединения Северного Кавказа к России и активным переселением на эту территорию русского населения, укрепились взаимные экономические, хозяйственные и культурные связи горских народов с русскими.
Хозяйственные связи и заимствования
Постоянно общаясь с русским населением, горские народы, особенно переселившиеся в равнинные места, стали увеличивать посевы, перенимать от русских более совершенные приемы полеводства, более высокую технику земледелия, стали применять озимые посевы, высевать новые для них культуры (гречиху, рожь, пшеницу, подсолнухи). «Кабардинцы, — писал в 30-х годах XIX в. современник,- начали приметно более заниматься хлебопашеством», они «стали сеять хлеб вместо одного проса, иные завели даже плуги, сакли и усадьбы их улучшились, и вообще хозяйство многих кабардинцев стало приближаться к русскому» (1). Семена для посева кабардинцы покупали или получали в подарок от русских крестьян. Говоря о расширении посевных площадей у чеченцев и заимствовании более совершенных орудий труда, У. Лаудаев отмечает: «Основав на плоскости аулы, чеченцы тотчас воспользовались выгодами, которые могли извлечь от земли своей; подражая русским, они заменяют горные сохи плугами, производят правильное хлебопашество и по этой отрасли промышленности превосходят прочие племена окружных стран» (2). Говоря о последствиях тесных связей горцев с русским населением Северного Кавказа, начальник Черноморской линии генерал Рашпиль подчеркивал, что кавказским жителям, живущим в горах, трудно стать в уровень с теми адыгами, которые, находясь целые десятки лет в беспрерывных сношениях с русскими, «пользовались всеми потребностями от них и значительно увеличили свою домашнюю жизнь». Под непосредственным влиянием общения с русским населением в большей мере стали заниматься «земледелием и кочевники-ногайцы, что стимулировало их переход к оседлости». Постепенно обогащалась и сельскохозяйственная техника горцев. В аулы начали проникать из внутренних областей России более усовершенствованные орудия труда. Украинские переселенцы завезли в Предкавказье в конце XVIII в. овец-мериносов. К середине XIX в. в Ставропольской губернии насчитывалось более 24 тыс., а на территории Черноморского казачьего войска — 8715 мериносов. Со временем мериносов стали разводить и горцы. Так что появление и развитие на Северном Кавказе тонкорунного овцеводства явилось крупной заслугой русских и украинских переселенцев. Горские пчеловоды заимствовали у русских соседей умение строить деревянные ульи (вместо плетеных сапеток). Повысилась техника пчеловодства. Для выкачивания меда уже не применяли выкуривание пчел серой, сохраняя, таким образом, пчелиные семьи. Под влиянием общения с русским населением и расширения рыночных связей происходило дальнейшее развитие горских кустарных промыслов, которые в большей степени стали приобретать характер ремесла. Особенно это относится к производству бурок, черкесок, других принадлежностей мужской одежды, оружия, ювелирных изделий, т. е. тех предметов, которых не изготовляла русская фабрично-заводская промышленность. Под влиянием русских происходило и обогащение изобразительных средств дагестанских мастеров. Так, применяемый кубачинскими мастерами «московнакиш» (т. е. московский узор, или московский орнамент) был заимствован ими из России. В результате подражания эмалевым изделиям России в Кубачах примерно в середине XIX в. начинают делать вещи с применением цветной эмали.
Влияние горцев на быт русского населения Северного Кавказа
В свою очередь, русское население Северного Кавказа, познакомившись с методами ведения хозяйства горцев, переняли у них ряд трудовых навыков. «Своею хозяйственностью,— пишет Е. Максимов,— гребенцы в значительной мере обязаны женам-туземкам, вносившим и поддерживающим земледельческие занятия у казаков» (3). В полеводстве русские перенимали у горцев методы неглубокой вспашки, сроки посевов и уборки. Русские и украинские переселенцы заимствовали у кавказцев и ряд южных сельскохозяйственных культур и отраслей хозяйства: виноградарство, мареноводство, хлопководство и др. В начале XIX в. виноградарством и виноделием стали заниматься и русские крестьяне-новоселы прикумыкских районов. «Культура марены, шелководство, виноградарство, а отчасти и посев кукурузы указывают, что гребенское казачье населенно заимствовало как сами виды сельскохозяйственной производительности, так технику их от туземных племен, с которыми так долго жили в дружбе» Русские и украинские казаки заимствовали также «от коренного населения края выведенные им породы скота» (4). В казачьих станицах появились постромки, заимствованные из горского быта: большие плетеные строения типа сапеток, предназначенные для хранения кормов и кукурузы. Казаки заимствовали также у горцев двухколесную арбу и рабочую езду на волах. Конь казака, как и горца, стал использоваться главным образом для верховой езды. Горская мужская одежда с небольшими изменениями со временем стала официальной формой терского и кубанского казачества (несущественные изменения касались обуви, формы пуговиц и т. п.) Терские казачки также переняли от горянок верхнюю одежду и украшения. Во многих отношениях и домашний быт был схож с горским. В основных чертах сохраняя тип русской избы, гребенцы все внутреннее убранство заимствовали у горцев. В домах обычным украшением стал настенный ковер с висящим на нем оружием. «В одном углу оружие и доспехи, развешанные по стене,— пишет И. Попко,— а в другом — постели и одеяла, сложенные правильными кипами, а на самом видном месте, на полочках, — посуда, тщательно вычищенная и парадно расставленная. Удержалась, однако, русская печь, русские лавки и высокий стол» (5). Казаки, как подчеркивает В. А. Потто, не довольствуясь заимствованием одежды и других предметов быта, «постарались усвоить себе горские наречия, обычаи и многие черты характера и домашнего быта» (6). Взаимовлиянию культур во многом способствовало то, что между казаками и горцами установились не только добрососедские, но и родственные отношения. Известно, что в русские станицы переселялись горские крестьяне, бежавшие от своих владельцев. Немаловажную роль в бегстве горцев играл и процветавший в горах обычай кровной мести. В большинстве случаев бежавшие принимали в станицах православие. Однако встречались случаи, когда горцы-казаки не принимали христианства. Иногда в станицы переселялись горцы целыми семьями. Так, в станице Червленой есть семья Гуной. Эта фамилия и в настоящее время считает себя родственной гребенскпм казакам станицы Червленой. Казаки тоже не лишены родственных чувств по отношению к гуноевцам. Свое родство с чеченцами признают и семьи Егоркиных, Бусунгуровых, Титкиных и многие другие, проживающие в терских станицах (7). «Живя между чеченцами,—
свидетельствует Л. Н. Толстой,— казаки породнились с ними и усвоили себе обычай, образ жизни, нравы горцев» и в другом месте: «…еще до сих пор казацкие роды считаются родственными чеченцам» (8). Даже в период Кавказской войны не прерывались эти отношения. Касаясь этой темы, Ф. А. Щербина подчеркивает: «При заселении края черноморцы сразу же вступили в дружественные, мирные отношения с черкесами. Часть горцев в это время переселилась в Черноморию… когда впоследствии были нарушены мирные отношения… черноморцы не переставали поддерживать меновые отношения при посредстве меновых дворов, базарных пунктов и русских ярмарок» (9). Добрососедство и родство с горцами оказали известное влияние и на физический облик. «Браки между горцами и казаками,- писал антрополог Гильченко, — составляли в стародавнее время самое заурядное явленно, и путем смешения образовался особый тин гребенского казака… Поразительная физическая красота и крепость этого типа общеизвестна… Сплошь и рядом средь казаков часто попадается тип красавца-горца» (10). Одинаковые условия, совместная жизнь, дружеские контакты и родственные связи оказали известное влияние и на формирование психического склада терско-гребенского казачества.
Список исторических источников
- Русский вестник. 1860. Т. 27. С. 366.
- ССОКГ. Тифлис, 1872. Вып. 6. С. 22. 66 Фадеев А. В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М.. 1961. С. 101.
- Максимов Е. Чеченцы//Терский сборник. Владикавказ. 1893. Вып. 3. С. 15. 79 Там же. С. 12.
- Фадеев А. В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. С. 31.
- Попко П. Указ. соч. С. 115.
- Потто В. А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. СПб., 1885. Т. 1, вып. 1. С. 101.
- Заседателева Л. В. Указ. соч. С. 216.
- Толстой Л. Я. Собр. соч. М., 1948. Т. 9. С. 250-251.
- Щербина Ф. А. История кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1913. Т. 2. С. 825.
- Терские ведомости. 1892. № 124. 87 Козлов В. II. Динамика численности народов. М., 1969. С. 40
