Традиционно, как в советской историографии, так и в современных исследованиях, существенное внимание при анализе этнической культуры и истории любого народа занимает проблема этнического самосознания и идентичности. Этническая идентичность строится на оппозиции «мы» — «они». Согласно мнению Ю.В. Чернявской, данный аспект этничности составляет ядро этнического самосознания, при этом выполняя функцию выстраивания отношения народа «к языку, территории, прошлому, ценностям и т. д. через призму «Мы — Они».
Этническая идентичность является концептом, который имеет мифологическую природу, формируя субъективный образ своего народа и народа-соседа. Последний играет важную роль в самоопределении и самоосознании любого этноса, так как именно соотнося свои качества, свойства, достижения с этническими чертами иного народа, можно достичь понимания своего собственного места в исторических реалиях.
С конца XVIII в. абазины, адыги, карачаевцы, ногайцы и другие народы Северо-Западного Кавказа вовлекаются в интенсивные взаимоотношения с русскими. В ходе сближения, узнавания и принятия, которые происходили в контексте российско-горского интеграционного процесса на протяжении XIX в., и у коренных этносов Кубани, и у русскоязычного населения региона сложились устойчивые этнические представления друг о друге. Выявить подобный пласт этнических представлений сложно. Важный вклад в создание «этнопсихологических портретов» собственных народов внесли просветители.
В публицистическом творчестве северокавказского просветителя XIX в. Адиль-Гирея Кешева уделяется немалое внимание русско-горским взаимоотношениям. В своем произведении «На холме. Из записок черкеса» (опубликовано в 1861 г.) абазинский писатель анализирует разнообразные формы проявления бытовых контактов адыгов, абазин и других народов Кубани с русскоязычным населением региона. В своем художественном творчестве Кешеву удалось точно схватить имевшие место в горской среде ментальные образы казаков, солдат, крестьян и прочих сословных групп сложного российского социума, представлявших на Северо-Западном Кавказе облик русского человека.
«Урус», «дети Иванычей» — именно так называли русских коренные жители Кубани: абазины, адыги и другие народы. А.-Г. Кешев отмечает, что шуточное именование русских в среде черкесов детьми Ивана, объясняется широким распространением данного имени среди восточнославянского населения. Данные Кешева подтверждаются жителем аула Ходзь М.С. Цеевым (1919 г.р.), который сообщил, что адыги действительно называли русского «урыс» («урысхэр» — мн. ч.: русские) или «иваныкъо» — сын Ивана («иваныкъохэр» — мн. ч.: сыны Ивана).
Убедительным подтверждением восприятия народами Кубани русского имени Иван как этнического определителя служат данные топонимии. В среде ногайского населения Правобережья Кубани в свое время возникло название гидронима Ея. Так как по этой степной реке издавна селились русские крестьяне, ногайцы дали ей название Яне, то есть «Иван». На территории Левобережья Кубани до наших дней сохранились по крайней мере несколько топонимов, производных от вышеупомянутого антропонима. Так, между хутором Дукмасовым и аулом Уляп находился «Курган Ивана» (Иуан и1уашъхь), а юго-западнее селения Хатукай была расположена «Низина (кут) Ивана» (Иуан як1этыку). Абазины, жившие в районе р. Большой Зеленчук, обозначали дорогу в ауле Апсуа «Старой дорогой Ивана» (Иван йымг1ажв), а местность юго-западнее аула, на реке Большой Зеленчук еще в конце XX в. называлась «Там, где стояла мельница Ивана» (Иван йдзылу ъагылаз). Все вышеперечисленные случаи демонстрируют именно собирательное обозначение народа, по широко употребляемому имени у данного этноса.
Однако не только частое использование в русской среде имени Иван является причиной обобщенного обозначения восточнославянского населения Кубани горцами с применением антропонима Иван. Определенную роль, несомненно, играл этнический самообраз, то есть, самоосознание русскими себя.
Показательно, что казаки Кубани, активно прибывавших во второй половине XIX в. в регион иногородних именовали Иванами Кузьмичами. В региональной газете «Северный Кавказ» в 1888 г. была помещена заметка-фельетон, в которой выявлялись «негативные» стороны проведения железной дороги в крае и среди прочих недостатков автор указал большой приток иногородних на Кубань: «Российских крестьян у нас, правда, много, но потерпели от них в казаках не местные рабочие, а наши землевладельцы-офицеры, которые действительно очутились в лапах у Иванов Кузьмичей, — потому что стали жить шире, начали занимать, ну и пришлось просить Ивана Кузьмича, чтобы борова взял».
Антропоним Иван весьма плодотворен в русском фольклоре. В частности в пословицах и поговорках имя Иван характеризует русского человека или отдельные черты характера, присущие русским. По мнению Ю.М. Рылова, «Наиболее часто в «неантропонимической» функции выступает имя Иван. Оно может означать «русский человек, русский народ», а также «простой человек, человек из простонародья, простак»: Россия вся единый Иван (Маяковский)».
Надо отметить, что антропоним Иван в русской культурной традиции можно трактовать и шире, воспринимая его как обозначение мужчины или человека. Достаточно вспомнить пословицу: «С именем Иван, без имени — болван». Поэтому вполне логично, что в ходе эволюции антропонима Иван, он из традиционного определителя русского человека, начинает использоваться для конструирования фамилий инородцев в русской среде (например, калмыков). Подобные случаи имели место и в северокавказской действительности. Например, в послужном списке Хоперского полка за 1849 г. значится урядник Иванов — зачисленный в ряды казачества абазинец.
Тем не менее первичной и более устойчивой на Северо-Западном Кавказе являлась связь этнонима «русский» и антропонима «Иван». Информатор М.Т. Архипенкова (1908 г.р.), рассказывая о взаимоотношениях казаков и горцев после вхождения региона в состав России, в частности привела следующий эпизод: «Около Энема вся их (черкесов. — О.К.) земля была. Ночью встанешь, уже лошадей нет: черкесы украли. Казаки едут к черкесам за лошадьми, а они отвечают: «Русский Иван привел». Данный эпизод дореволюционной действительности, показателен, так как вновь подчеркивает факт восприятия в горской среде антропонима Иван как этнического маркера для русскоязычного населения Кубани.
Ктиторова О. В. Феномен северокавказского просветительства в преломлении судьбы и творчества Адиль-Гирея Кешева. — Армавир; Ставрополь: Дизайн- студия Б, 2015.
