С 70-80-х годов на Тереке и Кубани начался упадок и разложение большесемейных коллективов. Основной причиной распада таких больших семей следует считать «интенсивное развитие в крае товарно-денежных отношений и капитализацию сельского хозяйства» и всего образа жизни (1).
Проникновение капиталистических отношений на Северный Кавказ отразилось на всех сторонах жизни и взаимоотношений многих казачьих семей, когда прерывалась связь членов семьи, нарушался вековой и незыблемый принцип беспрекословного подчинения младших старшим, детей воле родителей, что, например, ярко сказывалось на самовольном выборе невесты, ухода жены в родительский дом, «своеволии» сыновей, отстаивающих свои права и требующих раздела и доли своего имущества (2).
На смену большим семьям у терских и кубанских казаков в начале XX в. шла малая семья, как правило, состоявшая из родителей и их неженатых детей. В это время и на Тереке и на Кубани все больше и больше становилось семей, состоявших из двух-трех поколений и максимум из 8-10 человек (3).
Что касается крестьянских семей «иногороднего» населения, то здесь можно было наблюдать иную картину. Согласно правовому положению, большинство «иногородних» в казачьих областях вообще не имели земли, а порой и собственного дома, добывая средства к существованию работой по найму у казаков, занятиями ремеслами, торговлей, арендой земли и угодий станичной общины и т. п. Отсюда семьи «иногородних», особенно на первых порах, в отлично от казачьих, не были столь ярко выраженными хозяйственными объединениями, поэтому социально-экономические условия существования этой группы населения, весь уклад жизни не могли не влиять па состав и численность семей «иногородних». В первую очередь крайнее безземелие «иногородних» не способствовало складыванию в их среде больших семенных коллективов, наиболее характерными для них всегда были малые семьи (крайне редко — большие) в два и реже в три поколения. Однако численность семей «иногородних», имевших прочную оседлость на арендуемой у общества земле, свой дом и приусадебный участок (богачи «невойскового сословия»), зачастую превышала 10 и более человек. В укладе жизни таких больших неразделенных семей, прикованных экономическими интересами к земле (арендуемой или купленной), было много общего с семейным бытом казачества в больших семьях.
Развитие капиталистических отношении на Северном Кавказе, разложение старой казачьей общины, несмотря на ее юридическое существование, распад больших семей, приток нового населения из центральных и южных районов страны, влияние городской культуры и просвещения — все это не могло не сказаться не только на семейном быте и семейной обрядности (общая тенденция к ее упрощению), но и на всем общественном быте казачьих станиц. К традиционным коллективным формам проведения досуга здесь по-прежнему относились посиделки и девичники, станичные торжества и праздники; по-прежнему в казачьих станицах была популярна верховая езда, джигитовка, стрельба из ружей в цель и т. п., входившие составной частью в общую подготовку станичной молодежи к воинской службе. Однако новые веяния достигали и казачьих станиц на Тереке и Кубани — особенно тех из них, которые находились по соседству с городами и промышленными центрами края. По воскресеньям в отдельных станицах уже проводились народные чтения, ставились любительские спектакли, появлялись казачьи хоры и оркестры, молодежь устраивала танцевальные вечера. Все более и более развлекательный характер принимали и традиционные молодежные посиделки, на которых теперь больше танцевали и пели, нежели занимались рукоделием и другими работами. (4) Все свидетельствовало о постепенном росте культуры населения, общих тенденций «приобщения станичников к некоторым элементам городской культуры» (5) и о новых влияниях, подрывающих традиционную замкнутость старого казачьего быта.
В начале XX в. во многие казачьи станицы и селения иногородних стала проникать революционная пропаганда, носителями которой были не только местные мастеровые и интеллигенция, связанные с городом, но и те беднейшие жители станиц, кто работал в городах или же часто бывал там, уходя на заработки на фабрики и заводы, нефтяные промыслы, и контактировал с рабочими. Этот станичный пролетариат доставлял из городов запрещенную литературу, газеты, листовки и прокламации, был знаком с рабочими собраниями и митингами. На станичных сходках все чаще и чаще высказывались «крамольные» мысли, поднимались животрепещущие вопросы землепользования и т. д. Зачастую подобное «брожение умов» выливалось в открытое неповиновение станичным властям, приводило к захвату земель местных богатеев и общевойскового фонда, к требованиям их справедливого передела и т. д.
В начале XX в. в казачьих станицах и иногородних селениях русских и украинцев на Северном Кавказе уже наблюдалось недовольство существующими в стране порядками, вызревали ростки классовой солидарности беднейших слоев казачества, «иногороднего» и горского населения края, что особенно ярко проявилось в последующих событиях и в период Великой Октябрьской социалистической революции 1917 г. на Тереке и Кубани.
Исторические источники:
1. Заседателева Л. Б. Терские казаки во второй половине XVI — начале XX в.: (Историко-этнографические очерки). М., 1969. С. 305.
2. Там же.
3. Кубанские станицы. С. 192-193.
4. Терские ведомости. 1900. № 51; Кубанские станицы. С. 240-241, 246.
5. Лавров Л. //. Указ. соч. С. 90.
